Древний знак

Страдая от унижения, Брат медведя покрутил стакан, осторожно поставил его на фанерный ящик, положил руки на плечи жены.

— Пойдем. Я прогнал злого духа Оборотия. Я хочу, чтобы в этом убедился мой друг, Брат оленя.

— Я хочу виски! — Сестра куропатки запрокинула голову и запела.

Что-то заунывное, плачущее было в ее хрипловатом голосе. И вдруг она умолкла и неуверенно начала подниматься на ноги, тяжко опираясь на плечо мужа: она увидела, что во входе чума Брата совы показалась Гедда. Девушка медленно приближалась к костру. Она не сказала ни слова, но Сестра куропатки с виноватой улыбкой, заискивающе поспешила ее успокоить:

— Не волнуйся и не сердись... я больше не буду. Мы пойдем к Брату оленя. Пусть убедится, что Оборотень не совсем унизил нас...

Брат медведя и Сестра куропатки пошли прочь от стойбища не очень верными шагами. За холмом они остановились.

— Я хочу виски, — сказала Сестра куропатки, сцепив руки на затылке мужа и прижимаясь своим лицом к его лицу.

— Тебе кто лучше... я или Оборотень? — возмутился Брат медведя. — Давай вот присядем здесь. Видишь, какая трава? И никого вокруг. Ты и я. Никаким телевизором нас никому не покажут.

— Э, какой ты хитрый. Думаешь, не знаю, что тебе надо?

— Ну и хорошо, что знаешь. Если будет дочь... назовем Сестрой травы. Если сын — Братом травы.

— Ты почему про баню гостям рассказывал?! Почему?!

— Хотел доказать, что мы не такие грязные, как они думают. К тому же мне было так приятно вспомнить...

Брат медведя повалился в траву, заложил руки под голову, закрыл глаза, блаженно улыбаясь. Ему вспомнилось, как он первый раз оказался в бане с женой. Круглая печь была красной от раскаленного угля. Надо было вести себя крайне осторожно, чтобы не обжечься и не ошпариться кипятком. Но как тут будешь осторожным, если у Сестры куропатки такое удивительное тело, распаренное, теплое, влажное. Брат медведя взмахивал руками, точно старался разогнать мглу густого пара, и будто бы ненароком все норовил коснуться тела жены.

— Не смотри на меня! — строго приказывала Сестра куропатки.

— Да что тут, в этом тумане, увидишь? — лукавил Брат медведя. — А рассмотреть надо. Я точно такую женщину, как ты, вырежу из клыка моржа.

— Зачем тебе женщина из клыка моржа? Меня тебе мало?

— Мало...

— Ах, вот как! — Сестра куропатки двинулась на мужа и угодила в его объятия. — Значит, тебе мало меня! Еще и другую хочешь?

— Да нет же! Мне много, много тебя и все равно мало, — оправдывался Брат медведя. — Да тише ты, ошпаримся.

— Я сейчас целый таз кипятку вылью на тебя.

— Ты что говоришь, полоумная женщина! Иди, иди вот сюда, подальше от кипятка и печки. Иди, иди, если беды не хочешь.

Пугливо оглядываясь на печь, Сестра куропатки послушно шла туда, куда увлекал ее муж.

— Я тебя вырежу из кости моржового клыка, — бормотал он.

— Зачем меня из кости?

— Уйду на охоту, тебя не будет рядом. И тогда, тогда я... поставлю тебя перед собой... вырезанную из кости. Точно такую, чтобы вот это, и это было похоже, и это, ноги, бедра...

— Я камнем расколочу твою костяную женщину! В море утоплю.

— Ну пусть, пусть, я согласен, — шел на все Брат медведя.

Постигая своей мужской волей, силой, желанием тело жены, Брат медведя чувствовал себя так, будто дарует будущую новую жизнь всему сущему, всей природе, потому что она нуждается и в его мужской сути, без которой вымерзнут озера, не вырастут травы, не вылупятся птенцы, не родятся оленята. Вся загадка жизни в его тяге именно к этой женщине, через нее он способен достичь самой далекой звезды, и если на ней нет еще жизни, то она появится. Там возникнет каким-то образом их новое дитя и разожжет костер, отчего звезда станет еще ярче. А дитя даст о себе знать во сне матери и отца или в мечте, в конце концов, в новом неистребимом желании породить еще и еще одно доброе существо, чтобы жизнь никогда не кончалась.

Вот такие чувства навеяли Брату медведя воспоминания о той самой первой бане, где он к тому же ощутил, как становится легко и свободно телу, когда его не просто омоет, а обласкает теплая вода.

Перебирал все это в памяти Брат медведя, касаясь чуть вздрагивающими руками травы, и думал, что хорошо было бы, если бы появилась девочка — Сестра зеленой травы. Что ж, раз она сама уже опустилась рядом с ним на колени, то так тому и быть. И пусть, пусть проклюнутся птенцы, сейчас как раз пора их рождения. Пусть будет неистребима жизненная сила всегда и везде, чтобы во всем была только радость, чтобы не вкралось, допустим, в эту траву безвременное увядание, не проклюнулось бы вместе с птенцом в каком-нибудь недобром гнезде зло...

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ДРЕВНИЙ ЗНАК