Древний знак

— Я думаю, что скоро начнется. Это неизбежно. Это предначертано свыше. Мы как бы раздвинем вселенский огненный занавес и увидим иной мир, и начнутся иные измерения уцелевшей жизни. Мы заново переплавим в том огне все, что способно, подобно золоту, плавитьея. А чему не суждено переплавиться, пусть, пусть горит! Мы будем способны при свете того огня глянуть на сегодняшнюю цивилизацию, как на грубый черновик, как на первый вариант, который подлежит самому решительному исправлению с учетом всех ошибок и аномалий. И одна из аномалий — слишком огромное обилие человеческого материала. И не зря мой друг Сэм Коэн говорит, что нет ничего гнуснее человека. Только сверхчеловек сможет подняться над этой гнусью. Человек разъедает земной шар, как червь разъедает яблоко. Нужно истребить как можно больше червей и спасти яблоко. Другого не дано. И мы... только мы исполним великую миссию спасения жизни на земле. В этом и есть суть нового ядерного мышления...

Мария думала в смятении: «Да помилуй бог, неужели возможна еще и вот такая жуткая казуистика? Неужели возможны приверженцы такой вот теории? Или это не только теория, но уже и практика? Да, конечно, конечно, и практика...»

Тихо и совершенно счастливо рассмеявшись, Стайрон вытащил платок, вытер вспотевшую голову и вдруг снова с добродушным видом сделал Освальду «козу», слегка боднув растопыренными пальцами его животик.

— Так что же вы молчите, Мария? Понимаю, я вас ошеломил. — Стайрон, словно извиняясь, развел руками. — Ничего не поделаешь, таков наш век. Вы, вероятно, думаете о Ялмаре? Представьте себе, я тоже о нем думаю. Кстати, книга его «Бесовство как следствие ядерных амбиций», насколько мне известно, переведена во Франции и Англии. Теперь переводят и русские. Грех Ялмара Берга становится все неискупимее! Но я даю ему шанс искупить и этот грех. Я все еще протягиваю ему руку. Я упорный и очень терпеливый. И мои идефикс еще никогда не оказывались неосуществленными. Никогда! Уверяю, я не собираюсь вас похищать у него. Вы будете и там вместе, пока лично вам, Мария, будет казаться, что без этого жизнь ваша немыслима. Однако я хочу, чтобы вы поняли: нет, не во мне сатана, а в нем, в Ялмаре Берге! Сатана так называемых его гуманистических представлений. Он, видите ли, желал бы всех накормить, обогреть, обласкать, а главное, желал бы даровать всем право на жизнь! А это значит — расплодить мириады червей в образе человеческом и погубить жизнь на земле! Изгоняйте, Мария, сатану из души вашего мужа — в этом и ваше спасение. Кстати, где он сейчас? Насколько мне известно, кажется, в Никарагуа...

— Да, он сейчас там, — наконец заговорила Мария, по-прежнему не глядя на Стайрона.

Она хотела сказать, что очень устала, что ей необходимо заняться своими делами, но позвонили в дверь. Освальд спрыгнул на пол.

— Папа приехал! Это папа, папа! — закричал он и даже затопал от нетерпения ножками, умоляя взглядом мать поскорее открыть дверь.

Вошел старик Юн Энген, поцеловал Марию в щеку, сдержанно поклонился гостям.

— А я думал, папа, — сказал Освальд и вздохнул с таким откровенным разочарованием, что старик засмеялся, поднял малыша на руки.

— Это хорошо, что ты так ждешь отца, очень хорошо.

— А я храм строю. Иди, покажу.

— Ну, ну, пойдем. По этой части я кое-что соображаю.

Мария почувствовала облегчение при этом могучем человеке. Она с каким-то скрытым вызовом представила старика незваным гостям и даже приготовила для всех кофе.

— Однажды я уже видел его, — сказал Юн Энген, имея в виду Стайрона. — Сей господин направлялся с Ялмаром к Оскару, а я столкнулся с ним. Вот жаль, не знаю английского, я бы кое-что спросил у него. Уж я спросил бы!

— А вы спрашивайте, я переведу, — с готовностью пообещала Мария, как бы вознаграждая себя за долгие минуты мучительного напряжения.

Старик подошел к зеркалу, пригладил огромными ручищами седые непокорные волосы и спросил:

— Господа или как там вас, мистеры, что ли, как вы относитесь к боксу? — Круто повернулся, лукаво поглядев на удивленную Марию. — Да, да, вот так прямо вопросик мой им и переведи.

Не без шутливого удивления приняли вопрос и гости после того, как Мария его перевела.

— Бокс?! О, вы интересуетесь боксом! — демонстрируя искрометное добродушие, восклицал Стайрон. — Представляю, сколько побывало в нокауте от ваших кулаков! Люблю великанов, неравнодушен к физической силе. Впрочем, как к любой другой силе...

А Клайн даже пощупал бицепсы старика, восхищенно играя глазами и выразительно показывая большой палец.

И навалился Юн Энген на гостей со своими вопросами, требуя прямого ответа:

— Нет, нет, вы не увиливайте! Вот ваш этот папаша нейтронного «беби» толкует о каком-то нулевом разрушительном эффекте. А что это значит? Выходит, рванет это самое «беби», и дом, который я строю, будет целехонек, а меня поминай как звали? Выходит, для папаши этого я чистый нуль, так, что ли?