Тетя передала письмо Мэри, которая достала очки и развернула его.
Мэри держала письмо в руках, не зная, что и думать. Ее глубоко тронуло то, что Лиззи знала о боли, которую Мэри испытала в тот вечер в Незерфилде, и признавала свою вину в случившемся. Еще больше ее тронуло то, что Лиззи сожалела о своем поступке и даже искала у нее прощения. Но, несмотря на все это, она по-прежнему сомневалась, что должна принять деньги Лиззи. Она мрачно сложила письмо и сняла очки. Тетя выжидающе посмотрела на нее.
– Я понимаю, что у Лиззи добрые намерения, – начала Мэри, – но мне трудно принимать милостыню, даже от сестры. Не только потому, что это напоминает мне о собственной несостоятельности, но и потому, что это указывает на то, как меня воспринимают. Неужели все считают, что я настолько безвкусно одета? Неужели мой внешний вид настолько чудной, настолько нуждается в улучшении, что является предметом обсуждения всей семьи?
Ее голос слегка дрожал. Мэри боялась рассердить тетю, но миссис Гардинер не выглядела разозленной.
– Поскольку ты явно хочешь услышать правду, а не какие-то дежурные фразы, я отвечу настолько честно, насколько смогу. Нельзя сказать, что твой внешний вид кажется странным, но ты сама ведешь себя так, словно не придаешь большого значения собственной внешности. Я далека от мысли, что о женщине можно судить лишь по тому, как она одевается. Среди нас есть люди, которые совершенно не обращают внимания на то, что носят, и делают это с веселой беспечностью. Но это не твой случай. Твой внешний вид говорит не о беспечном безразличии, а об остром осознании своего выбора. Ты одеваешься так, поскольку не веришь, что заслуживаешь чего-то лучшего, и тем самым создаешь такое же впечатление о себе у всех окружающих. Если бы ты слегка принарядилась, я думаю, это означало бы нечто большее, чем просто желание выглядеть более элегантно. Я думаю, это предполагало бы готовность к самоуважению, которого ты заслуживаешь и в котором ты так долго себе отказывала.
Миссис Гардинер, казалось, не ожидала ответа, и Мэри промолчала. Через некоторое время тетя вновь заговорила в своем обычном веселом тоне:
– Думаю, на сегодня я сказала достаточно. Но у меня осталось одно небольшое дело, которое необходимо выполнить перед уходом.
Она снова придвинула к себе сумку и вытащила из нее завернутые в муслин несколько больших кусков черствого хлеба. С некоторым удовольствием она бросила их в траву и с улыбкой наблюдала, как стая голубей спустилась с деревьев и жадно набросилась на угощение.
– Я всегда приношу им что-нибудь, когда прихожу сюда, – заметила она, стряхивая крошки с платья. – Мне нравится думать, что они меня знают. Ну что – пойдем домой? Не буду больше настаивать насчет одежды. Если твоя чересчур нежная совесть не позволяет принять подарок Лиззи, так тому и быть. Но, пожалуйста, подумай немного над моими словами, прежде чем принять окончательное решение.
Она протянула руку, и Мэри приняла ее. Они вернулись на Грейсчерч-стрит в полной задумчивости, почти не разговаривая по дороге.
– 51 –