– Могло бы им стать, если бы он работал по этой профессии, – ответил мистер Хейворд. – Но он не доучился. Не думаю, что Райдер родился юристом.
– На какие же средства он живет? – спросила миссис Гардинер.
– У него есть свой капитал. И он состоит в родстве с одной знатной дамой в Кенте, которая выделяет ему содержание, позволяющее ни в чем себе не отказывать.
– Интересно, сэр, – спросила Мэри, внезапно сложив в уме все кусочки мозаики, – не является ли леди Кэтрин де Бер той самой благодетельницей мистера Райдера? Моя сестра Элизабет состоит с ней в родстве по мужу, да и другие мои друзья хорошо с ней знакомы. Интересно, именно так мистер Райдер познакомился с мисс Бингли? Если он любимец леди Кэтрин, они могли встречаться на семейных собраниях в Дербишире.
– Возможно, именно так ее и зовут, – ответил мистер Хейворд, – хотя я точно не могу припомнить.
Мэри уже собиралась задать очередной вопрос, когда ей пришло в голову, что она не желает зловещего присутствия леди Кэтрин в их веселой компании даже в качестве предмета разговора.
Теперь, когда стемнело, как и предполагал мистер Гардинер, обстановка в садах стала совершенно не подходящей для семейного отдыха. От Мэри не укрылось, что вокруг появилось больше молодых людей, чем раньше, а те элегантные и беззастенчивые дамы, о чьей профессии ей теперь было известно, с недвусмысленной целеустремленностью расхаживали вокруг колоннад. Гардинеры поспешили удалиться, и, когда они возвращались к своему экипажу по извилистым дорожкам, освещенным тысячами крошечных свечей, Мэри обнаружила, что снова идет рядом с мистером Хейвордом. Когда они остались вдвоем, она почувствовала, что может удовлетворить свое любопытство по поводу его дружбы с мистером Райдером.
– Если у вас с мистером Райдером больше нет общих интересов в юриспруденции, могу я спросить, на чем же продолжает держаться ваша дружба?
Мистер Хейворд бросил на нее насмешливый взгляд.
– Вы задаете самые необычные вопросы!
– Вы сами недавно сказали, что я проявляю интерес к человеческой природе, так вот, я стремлюсь расширить свои знания.
Он отвернулся, чтобы скрыть улыбку.
– Не знаю, стоит ли мне говорить. Полагаю, вы будете смеяться.
– Уверяю вас, не буду.
– Что ж, тогда… по правде говоря, нас сблизила поэзия. Мы читали ее без устали, когда были студентами, – все что угодно, лишь бы отвлечься от утомительного бремени правонарушений и судебной практики. Полагаю, это моя страсть к поэзии заразила моего друга, – продолжал мистер Хейворд. – Тогда я любил поэзию еще сильнее, чем теперь, если вы можете себе это представить. Но иногда я задаюсь вопросом, не оказал ли Райдеру медвежью услугу, поощряя его разделить мое увлечение. Я не уверен, что это пошло ему на пользу.
Мэри закуталась в пальто. Ночь становилась сырой. Девушка осторожно пробиралась по тропинке, избегая мокрой травы.
– Я не совсем понимаю. Почему мистеру Райдеру могло повредить знакомство с тем, что он полюбил?
– Для такой натуры, как моя, на мой взгляд по большей части уравновешенной и устойчивой, поэзия была подобна раскату грома, – ответил мистер Хейворд. – Он заставил меня очнуться, пробудил во мне чувства, о существовании которых я и не подозревал или которые я, во всяком случае, не мог описать словами. Без сомнения, благодаря поэзии я стал лучше. Без нее я был бы куда более унылым существом.
«Вы просто не можете быть унылым, – с нежностью подумала Мэри, – я никогда не встречала человека, который менее заслуживал бы этого определения».
– Но я думаю, что поэзия оказала на Уилла совсем другое влияние, – продолжал мистер Хейворд. – Он уже тогда отличался живым и переменчивым нравом. Он не нуждался в дальнейшем поощрении, чтобы дать волю своим чувствам. Он никогда не сдерживал себя, никогда не брал паузу, чтобы рационально обдумать свои желания. Его сердце всегда управляло его головой. Боюсь, что стихи, которые мы читали вместе, только развили эту тенденцию, и результаты ее оказались не совсем благоприятны для него.
Они прошли еще несколько шагов в молчании, прежде чем Мэри заговорила:
– Такую большую ответственность вряд ли стоит возлагать исключительно на поэзию. Возможно, если бы мистеру Райдеру пришлось заниматься каким-нибудь делом, если бы он был вынужден посвятить себя какой-нибудь полезной цели, он приобрел бы другие привычки.
– Я тоже часто об этом думал, – согласился мистер Хейворд. – Комфортная обстановка, которой он наслаждается, возможно, лишь навредила ему. Мир в значительной степени удовлетворил все его нужды, потребовав лишь малых усилий со стороны Райдера, чтобы чего-то добиться. Он привык получать то, чего хочет, по первому требованию, хотя, должен признать, выражается оно всегда самым очаровательным способом, какой только можно вообразить, так что даже хочется сделать для Райдера все возможное.
Они уже приближались к выходу из сада, и Мэри увидела в полумраке очередь посетителей, проходивших через ворота на улицу, где их ждали вереницы экипажей. Внезапно мистер Хейворд остановился.