Другой край мира

– Он очень ответственный и внимательный, и предан своему роду. Он наперёд просчитывает многие вещи и не даёт мне увлекаться, когда моё любопытство или воображение могут причинить вред мне или кому-то ещё. Он очень сдержан и никогда не навязывает свои чувства мне или кому-то другому. И он верный друг. Он верен клятве, что мы давали друг другу. Он пойдёт на всё, чтобы выручить меня из беды. Он много раз рисковал здоровьем или жизнью, когда у нас случались разные переделки. А их было немало за эти почти четырнадцать лет на «Фидиндо», и до этого, в общем-то, тоже.

– Значит, он хороший человек?

– Ну а что значит «хороший» или «плохой» человек? Это определяется поступками по отношению к тому, кто говорит. Я, например, могу быть хоть трижды хорошим для тебя, а в это время кто-то будет меня стократно ненавидеть.

– Как можно тебя ненавидеть?

Он пожал плечами.

– Невозможно делать добро сразу всем. Обязательно найдётся кто-то недовольный, даже если ты раздаёшь что-то даром. Тот, например, кто решит, что изменения, которые происходят при этом, вредны, или, к примеру, что ему могло бы достаться больше, не отдай ты его долю другому. Вообще, чем дольше я живу, тем больше утверждаюсь во мнении, что на дне любой человеческой души лежит слой зловонной жижи, и заставить её показаться можно всегда, вопрос только в длине шеста, которым ты будешь баламутить там, внизу.

Он взял Аяну за подбородок.

– К тебе это не относится, конечно.

– Почему ты так думаешь?

– Ты чистая душа. В тебе нет грязи, скверны или тьмы.

– Есть. У меня бывают такие мысли...

Она покраснела, потому что он прямо смотрел на неё, и зрачки его снова расширились, а дыхание было тяжёлым.

– Перестань, Аяна. Остановись.

– Почему? Я не хочу. А ты хочешь остановиться?

Он молчал и смотрел ей в глаза.

– Ты хочешь остановиться? – повторила она вопрос.

– Нет. Хотел бы я иметь возможность сейчас солгать тебе, но нет. Меньше всего на свете я хочу останавливаться. Подожди. – он нежно схватил её рукой за шею, заметив, что она потянулась к нему. – Перестань.

– Почему? Конда, почему? – прошептала она, зажмурившись и откидывая голову.

Он отпустил её и показал на свою ногу.

– Ты видишь это? Подожди хотя бы, пока нога заживёт. Тебе вряд ли понравится, если беспомощный калека...

Она зажала его рот рукой.

– Я считаю это за обещание, – сказал она. – Запомни, что ты сказал, и потом не отказывайся от своих слов.

Они вышли к очагу, и Воло хмуро смотрел на Конду, а Сола бросала косые взгляды на Воло. Они поели, Сола пила настой успокаивающих трав и грустно наблюдала за мерцающими угольками в очаге.

Аяне тоже было невесело. Снаружи шёл снег. Мама сказала ей ткать, но у Конды не было тёплой одежды, и этот вопрос тоже следовало решить. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что у Воло в сундуке тоже вряд ли найдётся что-то подходящее для зимы, но она поймала его осуждающий взгляд и передумала спрашивать.

– Воло, – мрачно сказала вдруг Сола. – Я много слышала о ваших обычаях от твоих людей. Не буду их обсуждать. У нас обычаи другие. Рождение ребёнка вне союза у нас не означает позор или изгнание для женщины. Но я хотела предупредить тебя, чтобы твои люди всё же держали себя в руках. Девушки заглядываются на них.

Конда поднял голову и посмотрел на неё, потом на Воло. Сола заметила этот насторожённый взгляд.

– Нечего на меня смотреть, Конда. Дети – это самое ценное, что может быть в жизни. Мы не делим их на своих и чужих. У нас нет ненужных сирот, как у вас. Но вы уедете весной, а девушки останутся. У одной будет только разбитое сердце, а у другой впридачу к разбитому сердцу ещё и ребёнок в животе. Я слишком много слышу об одном из твоих моряков.

Воло кивнул.

– Я понял тебя, кирья Сола. Если надо будет, я запру его.

– Нет нужды. Девушки — не безмолвные овечки, к которым в загон проник волк. Ваши парни не калеки и недурны собой, и неудивительно, что они привлекают девушек. Просто поговори с ним. После ваших краёв, где женщин готовы запихнуть в сундук, лишь бы уберечь от жизни, он тут слегка захмелел от свежего воздуха. Подрежь ему крылья, пока совсем не разлетался. Вы будете здесь три месяца, а потом уедете навсегда. Не ломайте жизнь женщинам. Они придумают то, чего нет, и потом в этом тумане не смогут увидеть своё счастье, когда оно будет рядом.

Воло пристально посмотрел на Конду, и у того расширились ноздри и дернулись желваки на скулах.

– Ещё арем Дэн сказал, что скоро тебе нужна будет трость, Конда. Он больше не сможет ездить к тебе. У них в верхней деревне начали заболевать люди. Я вчера возила им снадобья олем Нети от жара.

Она резко встала и вышла, оставив на столе пустую кружку.

Аяна тоже встала и вынесла грязную посуду к летнему очагу. Отмывая миски, она вспомнила огненно-рыжий затылок во дворе Иллы.

– Я пойду работать, – сказала она, вернувшись внутрь. – Конда, ходи через двор осторожнее, там очень скользко. Снег сразу тает.

Воло молча угрюмо смотрел на неё, и Аяну охватила досада.