Думай как великие. Говорим с мыслителями о самом важном

– Посмотрите на этот документ. Вам все сразу станет ясно. Вопрос исчерпан.

– Что это?

– Это копия того моего письма Лейбницу. Посмотрите на печать и дату. Хорошо, что вся научная переписка обязательно ведется не простой почтой, а через секретарей Королевского общества Лондона. Они отвечают за сохранность корреспонденции, и с каждого исходящего и входящего письма членов Общества обязательно делают копию, которая хранится в архиве бессрочно. Вы держите в руках копию с той копии. Я специально попросил ее сделать, на всякий случай. Можете взять ее себе, чтобы показать в Академии Парижа.

– Понятно. А на что в документе следует обратить внимание?

– На четкую формулировку моего метода. Переверните несколько страниц. Видите, я пишу об открытом мною методе флюксий? Затем, внизу, через несколько абзацев, упоминаю о касательных, которые требуется провести к графику функции. В этом ключ идеи. Лейбниц – способный математик, с этим я не спорю. Однако же в этом случае он поступил как уличный мошенник. Обсуждать нечего.

Я внимательно прочитал письмо. Оно было довольно большим – на несколько страниц. В основном Ньютон комментировал различные научные новости, упоминая о методе флюксий лишь в одном кратком абзаце в самом конце. О касательных там тоже что-то упоминалось, но разбираться в сути прямо сейчас, в его присутствии, было затруднительно.

– Магистр, вы видели работы Лейбница? Вы же знаете, какой огромный прогресс он совершил? По-вашему, для этого ему было достаточно всего нескольких этих завуалированных слов?

– Разумеется. Главное – натолкнуть на идею. Развить ее для способного математика несложно.

– Не сочтите за дерзость, но сама идея о том, чтобы провести касательные к функции, и посмотреть, что из этого получится, тоже принадлежит не вам. Об этом писал еще ранее один швейцарский математик. Но дальше этого он не продвинулся, в отличие от Лейбница. И Лейбниц точно читал ту его работу. А что, если он и вправду украл идею – но не у вас, а у того математика? Или еще у кого-нибудь?

– Вздор. Вы несете ересь. Я даже начинаю сомневаться, что вы вообще хоть что-то смыслите в науке.

Ньютон нервно зашагал по комнате. Мне было ясно, что любой суд сегодня отклонил бы иск Ньютона: туманная идея в нескольких словах еще не дает права на изобретение. Что мешало Ньютону первым опубликовать свою работу, которая давно была у него готова? По каким-то своим причинам он этого не сделал, а теперь кусает локти.

– И потом, вы знаете, что Лейбниц до моего письма не был математиком? Он был юристом, историком, философом. Если бы не мое письмо, он бы вообще не взялся за математику. Мошенник.

Поток обвинений мог продолжаться еще долго. Я поблагодарил англичанина за копию письма и обещал представить его на суд Парижской Академии и короля. Напоследок, чтобы охладить страсти и переменить тему, я вежливо поинтересовался, над чем магистр работает в данное время. Обычно ученые рады возможности поговорить о своих исследованиях, но его ответ был сухим.

– Пишу исторический очерк, анализирую некоторые события, описанные в Библии, а также провожу химические опыты.

– Вы занимаетесь алхимией, секретами выплавки золота из недрагоценных металлов?

– В том числе и этим.

– Не думаю, что из этого что-то получится. Знаете, меня самого в науке особенно привлекает философия. Вы признанный физик, исследователь. Подвигли ли вас занятия наукой на протяжении всей жизни к каким-то общим выводам, суждениям о Боге, о смысле бытия, структуре Вселенной?

Открыватель закона тяготения посмотрел на меня с некоторым удивлением, но затем его взгляд и тон голоса неожиданного смягчились, успокоились. Кажется, когда речь не шла об авторских правах или о его работах в области точных наук, общаться с Ньютоном можно было вполне спокойно.

– Я, разумеется, убежденный христианин. Физические законы, повелевающие Вселенной и всеми телами на Земле, столь красивы и гармоничны лишь по той причине, что совершенный Господь создал их такими.

– Но у вас наверняка есть свои философские взгляды, суждения?

– Разумеется, нет. Гипотез не измышляю. Если вы не в состоянии что-то доказать, то все остальное, что вы говорите – чушь, фантазии, домыслы. Например, меня много раз просили объяснить, каким образом работает открытый мною закон всемирного тяготения. Ведь это и вправду может казаться странным. Как Земля и Солнце, или поверхность Земли и пушечное ядро, на расстоянии, без какой-либо видимой связи, только благодаря их массе, тяготеют друг к другу? Если бы на моем месте был любой другой философ, он обязательно придумал бы объяснение. Наплел бы что-то о «всемирном эфире», как Пифагор, или о «вихрях материи», в духе Декарта.

– Но к чему-то вы все же склоняетесь?

– Я много размышлял о природе тяготения, но ни к чему не пришел. Нет никакой связи между Землей и падающим ядром, которую можно было бы увидеть, пощупать, измерить. А фантазии – это дело поэтов. Истинному ученому надо иметь мужество, чтобы сказать «я не знаю». Так вот: я не знаю.

– Как физик-естествоиспытатель, верите ли вы в загробную жизнь?