Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых

Марксистская экономика – это запутанное, но увлекательное измышление, составленное частично из политической экономии Рикардо, а отчасти из того, что Лукач называл «классической немецкой философией»: учений Канта, Шиллера, Фихте, Гегеля и Шеллинга. «Капитал» открывается крайне неудачным аргументом в пользу того, что если два товара обмениваются друг на друга, то их «меновая стоимость» должна быть «лишь способом выражения, лишь “формой проявления” какого-то отличного от нее содержания» [Маркс, 1960, с. 45]. В обоснование этого тенденциозного замечания, сформулированного в духе «классической немецкой философии», приводится важное заблуждение:

Возьмем, далее, два товара, например пшеницу и железо. Каково бы ни было их меновое отношение, его всегда можно выразить уравнением, в котором данное количество пшеницы приравнивается известному количеству железа, например: 1 квартер пшеницы = а центнерам железа. Что говорит нам это уравнение? Что в двух различных вещах – в 1 квартере пшеницы и в а

центнерах железа – существует нечто общее равной величины. Следовательно, обе эти вещи равны чему-то третьему, которое само по себе не есть ни первая, ни вторая из них. Таким образом, каждая из них, поскольку она есть меновая стоимость, должна быть сводима к этому третьему [Маркс, 1960, с. 45].

Таким образом, Маркс встает на путь, ведущий к «общественно необходимому труду» как к «скрытой» переменной любого уравнения обмена.

Единственный логический вывод, который следует сделать из того факта, что два товара обмениваются друг на друга по определенной ставке, состоит в том, что их можно обменять по этой ставке. Если данное уравнение выразить в деньгах, то получится просто другой факт того же порядка. Стоимость любого товара можно рассматривать как «класс эквивалентности». Точно так же, как геометр определил бы вектор как класс эквивалентности направленных отрезков, а Фреге и Рассел определяли число класса как класс всех тех классов, которые равномощны ему, так же и экономист мог бы определить стоимость товара как класс всех товаров, которые обмениваются на одно и то же его количество. Предположение о фантомной «третьей» составляющей, в терминах которой должна быть определена эта эквивалентность, совершенно избыточно. Это чисто метафизический комментарий к фактам, которые не дают для него никаких оснований.

Благодаря этому ошибочному априорному

аргументу марксистская экономика делает своим основным предметом не эмпирические данные, а оккультную сущность, которая ни в коей мере этими фактами не подразумевается. Затем эта сущность («стоимость») становится главным предметом новой псевдонауки. И эта так называемая наука в силу своего характера должна в то же время держаться на расстоянии от опытных данных, которые могут подтвердить или опровергнуть ее открытия. В то время как современные экономисты берут эмпирически определяемую цену за explanandum, Маркс пытается объяснить другую, скрытую переменную, для которой «цена» – лишь «форма проявления». Неудивительно, что такие «феноменальные» единицы, как спрос и предложение (которые объясняют цену), не могут объяснить скрытую «сущность» «стоимости». Более того, они не дают нам разумных оснований полагать, что она существует.