Дважды возрожденный

– С тобой все нормально? – с беспокойством интересуется Мичман.

– Уже да, – я постепенно возвращаюсь к нормальному образу мышления, вырвавшись из лап животного голода.

Только сейчас я вспоминаю события, предшествовавшие моему пиршеству, и инстинктивно хватаюсь за грудь. Под обрывками пятнистой куртки покрытой пятнами засохшей крови я нахожу абсолютно целое тело. С удивлением провожу рукой по гладкой коже. Все на месте, даже родинка в районе солнечного сплетения. Не может такого быть! Я же точно помню, что отскочившая от скалы глыба проломила мне грудную клетку, как будто она была из бумаги. Потом… Что же было потом? Я тру лоб рукой испачканной в томате, пытаясь вспомнить. Потом я видел Аню. А дальше… Нет. Не помню.

– А где мальчик? – верчу я головой в поисках ребенка с ангельской улыбкой. – Убили?

– Давай по порядку, – предлагает Мичман. – Только ты, наверное, сперва переоденься, а то видок у тебя… как из могилы восставший.

– Именно из могилы, – пробасил Мотор.

Осмотрев себя с ног до головы, качаю головой. Действительно видок. Иначе и не скажешь. Куртка на груди разорвана и перепачкана бурыми пятнами засохшей крови, джинсы сплошь залиты томатом, а по скопившимся на руках остатках пищи можно легко описать мой рацион последнего часа.

Пока я осматриваю себя, Мотор притащил рюкзак с одеждой и канистру с водой. С наслаждением смываю с себя грязь и кровь, и одеваю чистую одежду, с удивлением поглядывая на невредимый торс.

– Ну, я готов слушать, – закончив процедуры я устраиваюсь поудобнее на плоском шероховатом камне. – Рассказывайте, что тут произошло, а то я, похоже, пропустил самое интересное.

– Эт точно, – согласно кивает Мотор и радостно улыбается. – Тут такое происходило…

Мичман и Мотор, перебивая друг друга, начинают рассказ. Оказывается, что после того, как камень припечатал меня к земле, они оба забыли о лакте и бросились ко мне убирать камень. Лакт не двигался с места, пока они торчали надо мной. Просто стоял и с любопытством смотрел на происходящее. Я мучился не долго, и минуты через две отправился экспрессом на тот свет со сплюснутой грудной клеткой. Увидев, что я умер, Мотор с диким рычанием ухватился за свой пулемет и попытался изрешетить мальчишку, но непослушный палец так и не смог нажать на курок. Ребенок полностью контролировал их действия. Оставив их стоять, как изваяния он подошел ко мне и приложил руки к поврежденной груди. Подчиняясь его жестам, сломанные ребра начали выпрямляться, приобретая положенную форму, а плоть стягиваться и зарастать на глазах. Когда он минут через тридцать отошел от меня, я уже дышал, и на грудной клетке исчезли последние шрамы.

– …потом он ушел, – закончил свой рассказ Мичман.

– Как ушел? Куда ушел? – не понял я.

– Точно не знаю, – сдвинул он плечами, – гулять по срезам, наверное.

– И вы его просто так отпустили? – задохнулся я от негодования. – Вы случайно не забыли, зачем мы сюда прибыли? Я же обещал…

– Не дергайся ты так, – положил мне руку на плечо Мотор. – Он ничего не знал. Он просто играл. Играл, не думая о последствиях своих игр. Мы ожидали увидеть здесь воина, а встретили ребенка. Не убивать же его было. Да даже если и захотели бы, он бы мигом в бараний рог свернул. Ему это раз плюнуть.

– Именно играл, – поддержал его Мичман. – Понимаешь Виктор, по виду ему лет 8-10, а физически ему более 300.

– Тоесть как?

– Ты же сам рассказывал, о их длительном сроке жизни.

– Он ничего не помнит о войне с гномами, наверное, тогда он был слишком мал. Мальчик даже с трудом помнит родителей. Он рос сам, на этой дикой пустынной планете, без родителей, без воспитания. У него даже небыло понятия о жизни и смерти.

– Варвар какой-то, – говорю я.

– Он сам себе придумывал игры, – недовольно глянул на меня Мичман, за то, что я его перебил. – И мы были для него игрушками. Своего рода оловянными солдатиками. Я сам такими играл в детстве. Бывало, построишь их в ряд, и давай стрелять в них камешками…

– Представляешь Витек, он просто играл. Мы все были не более чем игрушками. – возмущенно рычит Мотор. – Этот маленький засранец играючись приводил из соседних миров разных тварей и натравливал их на нас и гномов. Ты себе это представляешь?

– С трудом, – все еще недоверчиво качаю я головой. – А как вы с ним общались? Он что знает русский?

– Они врожденные телепаты, – отвечает Мичман. – Я когда первый раз услышал в голове его голос, подумал, что сошел с ума. Потом привык. Мы за несколько дней научили его понятиям доброты, сочувствия, любви… Попытались сделать из него человека… Он впитывал все новое для себя как губка воду. И самое главное, – он сделал эффектную паузу, – он сказал, что ему нравится быть человеком.

– А потом он ушел, – добавил Мотор.

– Куда?

– Мы научили его ходить по срезам, и он ушел, пообещав, что будет себя хорошо вести, и никого не будет обижать. Он решил стать великим путешественником и пройти все срезы, – гордо задрал подбородок Мотор. – Это я его надоумил.

– Сколько же я дней провалялся?