Когда Кастельно спросил, готова ли она рискнуть всем в сражении, Мария не дрогнула. «Конечно, — ответила она. — Потому что если тянуть время, то я перестану быть королевой». Посол пытался возразить, что дружба с Англией важна как для авторитета Марии в Шотландии, так и для укрепления ее прав на английский трон. Мария с этим не спорила. «Да», — согласилась она. Она готова восстановить дружбу и предложить Елизавете свою любовь и расположение, «но только после того, как она объявит меня своей наследницей в том случае, если умрет бездетной».
Кастельно видел, что Мария изменилась. В последний визит его поразило исходящее от нее «величие». Тогда он писал, что у нее «широкая и беспокойная душа, как у ее дяди, кардинала Лотарингского». В этот раз она не проявляла чрезмерную гордость или уверенность в себе. Она стала дерзкой, драматизировала свои проблемы и делала из них далеко идущие выводы. Бунт Морея, серьезный, но довольно распространенный мятеж во времена религиозных войн, она представила как общую угрозу для европейских монархий, требовавшую срочного решения. Мария рассматривала Морея как революционера с республиканскими взглядами и не могла понять неспособность Кастельно согласиться с ней.
В частном письме к Полю де Фуа, постоянному послу Франции в Лондоне, Кастельно называл Марию «неподатливой». Ее смелость и решительность были таковы, что она взяла на вооружение принцип «все или ничего». Мария приравнивала протестантство к политической революции и скорее покинула бы трон, чем помирилась с Мореем.
Кастельно преувеличивал. Перемены в поведении Марии были скорее намеками, а не серьезным изменением в ее политике. Поворот к католицизму уже назревал, но еще не начался, и для его появления есть более убедительное объяснение. Дарнли, как заметил Кастельно, также важничал. Он видел себя королем Шотландии с собственными идеями и «повесткой». Он хотел посетить Францию, чтобы произвести впечатление на Карла IX своей верностью католицизму. Он жаждал стать частью династической системы Европы и просил Кастельно посодействовать ему в получении ордена св. Михаила, высшей награды Франции. Дарнли проводил политику умиротворения католических держав и пытался убедить Марию, что после мятежа Морея протестанты должны быть объявлены вне закона.
Дарнли не был ни набожным католиком, ни тем более протестантом, несмотря на регулярные посещения проповедей Нокса. Он цинично использовал религию для достижения своих политических целей, главным образом для привлечения внимания к своей персоне. Усилия, направленные на получение признания в Европе и упрочение там своего влияния, были просто еще одним проявлением его эгоистической натуры.
На самом деле амбиции его были непомерными. Мария позволила ему изображать короля, потакая его тщеславию. Она была готова разделить с ним управление Шотландией, однако он ждал, что супруга передаст всю власть правящей королевы ему. Дарнли действительно верил, что брак поставит Марию в подчиненное положение. Теперь он был королем Шотландии, и примитивные взгляды на секс привели его к убеждению, что его власть наиболее полно утверждается в постели, где он может делать все что угодно и когда угодно. Тот факт, что поначалу Мария проявляла покорность в альковных делах, объяснялся тем, что она очень хотела сына и наследника.
Теперь Дарнли выспрашивал Кастельно о недавней встрече правящих домов Франции и Испании в Байонне. Во время захватывающего объединения двух королевских дворов в мае и июне 1565 г. Екатерина Медичи увиделась со своей старшей дочерью Елизаветой, подругой Марии по детским играм при Генрихе II, а теперь королевой Испании. На встрече присутствовали Карл IX и герцог Альба, один из самых близких советников Филиппа II. Целью всего мероприятия было укрепление тесных семейных связей, установившихся в результате заключения Като-Камбрезийского мира. На самом деле встреча оказалась пустой, потому что Филипп так и не удосужился на ней появиться. Тем не менее протестанты всей Европы активно обсуждали ее. Они боялись, что на тайном совещании была создана Католическая лига, призванная уничтожить их. Именно это в первую очередь интересовало Дарнли.
С первого дня своего брака он мечтал снова сменить религию в Шотландии. Его доверенными лицами были сэр Джеймс Бальфур, Давид Риццио, Джон Лесли, Дэвид Чалмерс и Фрэнсис Яксли: довольно разношерстный, но в высшей степени любопытный квинтет.
Бальфур был правой рукой Дарнли. Беспринципный юрист, присутствовавший при второй беседе Кастельно в саду Холирудского дворца, он много лет назад участвовал в заговоре с целью убийства кардинала Битона. Французы взяли его в плен в Сент-Эндрюсе и отправили на галеры вместе с Джоном Ноксом. Теперь он занимал должность судьи в Сессионном суде Эдинбурга. Его интересовала только карьера, и он с удивительным проворством перебегал от одной стороны противостояния к другой.