Две королевы

В воскресенье 11 мая Крейг повторил свои обвинения с церковной кафедры. Босуэлл пришел в ярость. Он снова вызвал к себе священника, на этот раз перед заседанием Тайного совета, и обвинил его в превышении власти. Но Крейг ответил: «Пределы моих полномочий, которые есть слово Божие, добрые законы и здравый смысл, свидетельствуют об истинности всего сказанного мною». Это был второй Нокс! Но Босуэлл, в отличие от Марии, отказался вступать в дискуссию. Он приказал священнику замолчать, а затем выгнал, угрожая повесить.

На следующий день Мария даровала Босуэллу прощение за похищение на мосту через Алмонд, а затем присвоила ему высокий титул, чтобы он мог жениться на ней. Торжественная процессия, возглавляемая герольдами, проследовала в Эбби-Кирк в Холируде. За герольдами шли граф Ротс с церемониальным мечом, граф Кроуфорд со скипетром и Хантли с короной. Мария, сидевшая в королевском облачении на золоченом троне под балдахином, возложила на голову Босуэлла герцогскую корону. Босуэлл был одет в алую мантию, отороченную мехом горностая, и его сопровождал Кокберн, лэрд Скилинга, который нес синее знамя с его гербом. Мария торжественно провозгласила Босуэлла герцогом Оркнейским и лордом Шетладским. После церемонии рыцарское звание было пожаловано четырем его сторонникам.

Но стремительный взлет Босуэлла был кратким. Лорды конфедерации заняли Стирлинг, где основали второй двор, от имени принца Джеймса. Они даже дали согласие на постановку пьесы, в которой Босуэлла судили за убийство Дарнли, признали виновным и повесили. Возможно, это осталось бы незамеченным, но мальчика, игравшего роль Босуэлла, повесили так реалистично, что он едва не задохнулся, и пришлось срочно спасать его. Босуэлл пришел в ярость, когда узнал о спектакле. Он грубо выругался и пригрозил отомстить мятежным лордам.

В среду, 14 мая, был подписан брачный договор. В нем брак оправдывался тем, что Мария была молодой вдовой, «способной к продолжению рода и рождению детей» для сохранения династии, и что ее замужества желают и поддерживают «большая часть ее дворян». В тексте даже имелась прямая цитата из «договора таверны Эйнсли», где оправдывалось решение Марии «проявить смирение» и сочетаться браком с одним из своих подданных. Отмечалось, что Босуэлл был рекомендован королеве лордами, и она «милостиво вняла» их просьбе. Мария больше не обращалась за советом к Франции, Испании или Англии. Круг ее интересов сузился до собственного королевства, и она, казалось, была рада называться женой Босуэлла и даже быть презираемой за это своими родственниками Гизами.

Бракосочетание состоялось следующим утром. Марию и Босуэлла обвенчали в большом зале Холирудского дворца по протестантскому обряду. Французский посол дю Крок организовал официальный бойкот, к которому присоединились некоторые из присутствовавших на пожаловании Босуэллу титула герцога Оркнейского. На церемонии присутствовало мало народу — четыре Марии, а также слуги Марии и Босуэлла. Тем не менее венчание нельзя было назвать заурядным. Спектакль устроила сама Мария. Она надела траур, как и во время венчания с Дарнли, однако это был не обычный вдовий наряд. Портные и вышивальщики без устали трудились целую неделю. С Дарнли она венчалась в белом платье, а в этот раз надела роскошное, свободно ниспадающее платье из черного узорчатого бархата, в итальянском стиле, богато украшенное переплетающимися золотыми полосами, а также золотой и серебряной вышивкой. Платье настолько бросалось в глаза, что его вряд ли можно было звать траурным.

Мария была женщиной в расцвете лет. Она была выше Босуэлла, и они, вероятно, смотрелись немного странно: она очень высокая, с тонкой талией, а он коренастый, усатый и краснолицый. Говорят, что Босуэлл выглядел как никогда привлекательным, но во время ужина накануне венчания он так сквернословил, что сэр Джеймс Мелвилл вышел из-за стола, не скрывая своего отвращения.

Службу провел Адам Босуэлл, епископ Оркнейский и один из родственников Босуэлла. Сначала он прочел проповедь, взяв за основу фрагменты из Ветхого Завета, Книги Бытия: «Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей; и будут двое одна плоть»[40]. Затем он отпустил жениху прошлые грехи и неправедную жизнь и засвидетельствовал его решимость искупить содеянное и подчиниться церковным установлениям. И наконец, жених и невеста были обручены. Обмениваться кольцами было не обязательно, поскольку протестанты возражали против обручальных колец, которые они считали «папистским» суеверием.