Две жизни Алессы Коэн

— Нет, я и не подумал об этом, иначе попросил бы Эриния о помощи. Ну там, нитку и иголку принести, что в таких случаях делают… Честно — никогда не чинил одежду подобным способом, в голову не приходило. Некогда думать о внешнем виде, когда окружен чудовищами или врагами, а потом всегда можешь отдать платье в починку… И руны, которые я знаю… они точно не подошли бы для ткани, я бы не рискнул экспериментировать сейчас и изобретать новые. Представляешь, что я мог бы наворотить, если чаще всего восстанавливаю каменные или деревянные стены и изредка — металлические клинки?

— Могу вообразить, — я вздрагиваю, представив себя в изысканном платье с мраморной вставкой, ощерившейся клювами кинжалов: хорошо еще, если они смотрели бы наружу… — Но тогда кто это сделал? Это я? Источник?

Архимаг посылает в мою сторону белое мягкое облачко, оно тычется мне в плечо, как любопытный щенок ищейки, и покрывает рукав белой пыльцой. А потом устремляется к следам епископа и кружит возле них, бегает от яблони до лестницы, словно ждет команды выследить Его Преосвященство.

— Это дело рук Эриния… — отвечает мне мастер Гвеллан, развеивая облачко, и оборачивается к калитке. — Надо же, насколько он предусмотрителен. Если в калитке обнаружится ключ, то я уже не удивлюсь…

— А вы ему настолько доверяете, что уже называете по имени?

— Тебе сложно судить, достоин ли он доверия? — он высвобождает калитку из плена побегов и продолжает говорить. — Сама как считаешь? Он догадался о том, что ты Избранная, но никому не сообщил, это говорит о его порядочности.

— Он промолчал и не озвучил свои подозрения только потому, что ваши цели совпадают.

В скважине оказывается ключ, и архимаг удивленно свистит, хотя только что обещал не удивляться. Оборачивается ко мне и приглашающее машет рукой, не глядя поворачивая ключ. Тот вращается так, будто замок только что смазали, хотя кто будет этим заниматься в заброшенном саду? Наверное, это снова свидетельство предусмотрительности епископа…

— Разве общая цель не перевешивает чашу весов в сторону доверия? — спрашивает Гвеллан, когда я приближаюсь почти вплотную.

— Наверное, не знаю… Зависит от цели.

— Есть еще кое-что, один совсем незначительный факт, — хмыкает архимаг, чертя в воздухе руну, и я на секунду зажмуриваюсь от вспыхнувших вокруг нас оранжевых искр. — Эриний фактически оставил свою жизнь в наших руках, разрешив самим найти якорь проклятия. И при этом совсем не нервничал и не боялся, это я бы увидел… и он не предпринял никаких мер предосторожности и не взял с нас ни одной клятвы.

Я чихаю от попавшей мне в нос искорки, на поверку оказавшейся совсем не горячей — просто пылинка, которая с негромким хлопком исчезает, как и все остальные. Они как будто станут отталкивать от нас чужие взгляды, но не сделают совсем невидимыми, как поясняет мастер Гвеллан.

Но речь сейчас не о них! Если я возмущусь таким побочным действием маскировочных чар, архимаг легко уйдет от ответа и начнет рассказывать про виды магии или, чего доброго, про изобретателя заклятия, поэтому я продолжаю возражать, хотя и не очень уверенно:

— Хороший прием и красивый жест, чтобы вызвать то самое доверие. Если епископ уверен в вашей порядочности и что вы его не убьете… То ему ничего не угрожает.

— Возможно, его положение в обществе и достаточно долгая жизнь на этой должности подразумевают, что он опытный кукловод, но я пока что предпочту ему доверять. Назови это интуицией или годами отточенным навыком распознавать фальшь при дворе.

— Ну хорошо, будем считать, что вы развеяли мои сомнения относительно Его Преосвященства, — соглашаюсь я, а архимаг захлопывает калитку с едва слышным щелчком. — Но не до конца. Остается еще один вопрос.

Вокруг нас никого, странно видеть такие безлюдные улицы в центре города: без спешащих по своим делам горожан, повозок торговцев, мелких лавочек… Нас окружают только серые каменные ограды и такие же серые особняки, строго и гордо глядящие на нас из-за окружающих их зеленых крон. Вдали иногда мелькают прохожие, больше половины из них одеты как монахи.

— Квартал церковников, — отзывается архимаг и добавляет: — Здесь запрещено проезжать на лошади, кроме трех главных улиц, которые нам не понадобятся. Это если ты вдруг вспомнила о том, что лошадей мы оставили в конюшне резиденции. Но идти нам совсем недалеко, посмотри на цвет нити. Он становится насыщеннее по мере приближения к якорю.

Лента проклятия действительно с каждым нашим шагом от резиденции становится ярче — она уже не красно-черная, а как будто ярко-фиолетовая с редкими всполохами алых искр.

— Нет, я не о лошадях, я размышляю о более серьезных вещах, — отмахиваюсь я.

— Это каких же?

Я практически с ангельским терпением повторяю уже заданный однажды вопрос (и добавляю еще один), не обращая внимания на ироничный прищур мастера Гвеллана: