Двенадцать шагов. Книга 2

Всю дорогу, что поднимались вверх по узкой — только повозке и пройти — дороге, они мёрзли. И пока шли вдоль поселений гномов — мёрзли. Немного отогрелись, когда остановились в пограничном селении: Сакар завёл Шейр в дом гнома, с которым заранее обо всём договорился. Тот налил ей и следующей за ней по пятам свите из братства горячий напиток, который пах резко и остро. А сам отправился с Сакаром, замотавшимся в шубу с ног до головы, за конюхом и парой зогров.

Человек Сакара уже не мог сжимать пальцами поводья, да и лошади дальше не прошли бы.

Потому человек с лошадьми остался здесь, а гномий конюх занял его место и привёл своих копытных.

Как и было договорено, всем в напиток подмешали снотворное, и когда Шейр очнулась в повозке, Сакар объяснил, что её люди слишком замёрзли, и остались за спиной. Шейр долго смотрела на него, тем самым острым взглядом. Потом наконец улыбнулась и с мягкой, хриплой, ещё сонной теплотой в голосе спросила:

— Ты забыл? Я вижу тебя.

Сакар вопросительно выгнул бровь, готовясь в очередной раз врать. Это получалось у него всё лучше. Уже почти, как у Алекса.

— Ты что-то подмешал в напиток, — сказала Шейр. — Ты или твой хитрый гном. Подмешал и мне, и им. Ты хотел уберечь их от опасности, лорд Сакар, и от изнуряющего подъёма в гору. Ты знал, что они не оставят меня, а я — их. Но подумал ли ты о бедных гномах? Когда мои братья придут в себя — что сделают они с гномами за такое предательство?

"Ты ещё не знаешь, что такое предательство", — подумал он.

Шейр же, думая о своих, ухмыльнулась неожиданно жёстко, хищно и в то же время — мечтательно.

Сакар в очередной раз порадовался тому, что она — на его стороне. Что ему она улыбается совсем не так. Не хотел бы он иметь дело с противником, который умеет так улыбаться. С другой стороны, она и не смогла бы быть его противником. Не ровня просто.

Она всё ещё маленькая девочка. А он — уже вырос.

Именно это она видела в его взгляде, когда никак не могла разобрать, что там. Письмо — лишь повод. Её напугал взгляд — человека, который вырос.

И умеет просчитывать наперёд. Потому змеи не проснутся раньше времени. Если, конечно, гном правильно рассчитал дозы. Сакар всегда знал, как правильно рассчитать дозы — он был достойным наследником своей матери.

А потом пропал холод. И не стало ветра.

А потом кучер истошно завопил:

— Горные! — повозка шатнулась и остановилась.

Сакар выпрыгнул, правда, пока та ещё двигалась: с Горными нужно было действовать на опережение, пока не сожрали их, так и не осознав, кого сожрали.

— Я Сакар! — крикнул он во тьму на их языке, и лишь потом разобрал три огромные косматые фигуры на тропе, вооружённые чем-то вроде огромных мечей. Мечи были ослепительно белыми в свете Рихан, и Сакар через миг понял, почему: мечи были сделаны из заточенной кости.

Сакар надеялся, что верно понял обрывки, найденные в старых гномьих рукописях, и теперь сможет говорить с ними так, чтоб они его поняли. Должен был верно понять: Сакар всегда хорошо разбирался и в рукописях, и в языках.

Но Горные не остановились. Продолжали надвигаться, почти бегом, подняв своё страшное белое оружие.

— Я остановил вас на тропе! — рявкнул Сакар, и те наконец замерли, не добежав. — Там! — сказал Сакар, указав рукой в направлении своих земель. Потому что кто знает, кто и когда их ещё останавливал. А Сакару нужно было, чтоб они очень чётко поняли, кто он такой.

Он тот, кого они боятся.

Злой шаман, колдун, мелкое равнинное божество. Пусть думают о нём, что хотят. Лишь бы боялись.

Да и тот факт, что он говорит на их языке, тоже должен пугать. Главное, чтоб он правильно говорил. Говорить было непросто: то ли в их языке вообще было слишком мало слов, то ли Сакар мало нашёл. Но все, что нашёл, он выучил. И не один десяток раз повторил их в дороге, так что долгое молчание Шейр пришлось кстати.

— Мне нужно видеть Умбрера, — сказал Сакар. — Говорить с Умбрером.

Горные опустили мечи переглянулись.

"Да, — подумал Сакар, — правильно. Думайте. Я страшный колдун. Я знаю ваш язык. Я знаю имя вашего вождя. Я вообще много знаю. Думайте. Бойтесь".

— Ты, иди, — сказали ему наконец.

Указали на повозку:

— Это — нет.

— Это — нет, — согласился Сакар и позвал. — Шейр!

Та легко выпорхнула на снег. Легко, уверенно, распрямив плечи, насколько это позволяла тяжёлая шуба на них, подошла к нему.

— Она — да, — сказал Сакар, кивнув на остановившуюся рядом жену. И демонстративно взял её за руку. — Быстро! — подогнал, потому что они снова стали думать и переглядываться. И пригрозил. — Сожгу!

— Иди! — сказал наконец один из Горных и мотнул головой, приглашая следовать за собой. Двое других пропустили их вперёд, двинулись сзади, отрезав путь к отступлению. Они не знали: пути к отступлению у Сакара не было.

И вот теперь они с Шейр стояли напротив того самого Умбрера, и рука Шейр даже не дрогнула в его ладони. И плечи под тяжёлой шубой она держала всё ещё ровно. И кажется, была совершенно спокойна, в отличие от самого Сакара, которого бросило в дрожь, стоило фигуре появится перед ними.

Нет, он испугался не Умбрера.

Он испугался себя.