Двойня для Цербера

С протяжным стоном Цербер продолжает давить мне на затылок, проникая все глубже, забивая рот полностью. Я задыхаюсь, захлебываюсь на суше, потому что твердый, как палка, предмет, упирается прямо в горло. Пытаюсь дышать носом, но он заложен из-за слез. В глазах темнеет, грудь сжимает от недостатка кислорода, а он проталкивает член все глубже.

Засунув его максимально глубоко, Цербер держит меня в таком положении, все сильнее стискивая волосы у самых корней.

Вдруг ослабляет хватку и выходит полностью. Я откашливаюсь и судорожно хватаю ртом воздух, который уже не насыщает кислородом. Я не чувствую под собой опоры, и даже не пытаюсь утереть слюну, которая течет нон-стоп.

— Вот, хорошо. Продолжай в том же духе. Только зубами не порежь.

Вновь хватает меня, дезориентированную и жалкую, за шкирку, как котенка, и во второй раз насаживает мой рот на еще более твердый член. Я пытаюсь ему помешать, упершись ладонями в бедра Цербера. Но он, большой и сильный, просто не обращает внимания на мои трепыхания и продолжает трахать мой рот, вталкиваясь в него часто и резко.

Когда у меня начинаются рвотные позывы, он дает мне отдышаться, оставив мой ноющий рот. Пауза ничтожно мала. Он вновь наматывает мои волосы на кулак. Я вскрикиваю от резкой боли, и Цербер пользуется моментом: опять вторгается в мое тело. Он душит меня, принуждая взять член почти целиком. Я чувствую, как он пульсирует в моем горле и в ужасе замираю.

Выругавшись и еще сильнее прижав меня к своему паху, Цербер чуть подается назад, и мое саднящее горло заливает густой, отвратительной на вкус жидкостью.

— Глотай, девочка. Вот так, — хрипло шепчет он, не позволяя мне выпустить обмякающий член изо рта.

Я глотаю это вперемежку со своими слезами, понимая, что вот-вот захлебнусь.

Наконец он оставляет мой рот и разбрызгивает остатки теплой спермы мне на лицо.

Я сижу у его ног и оттираюсь от его отвратительных следов тыльной стороной кисти. Цербер всегда кончает мне на грудь, пусть даже это будет последняя капля семени. Это часть его ритуала унижения.

Хоть бы он просто ушел сейчас. Просто оставил меня в покое. Но такое невозможно.

— Ты точно не от мира сего, Ася, — проговаривает, натягивая брюки. — Ну ничего, я научу тебя быть правильной бабой, которая кайфует от мужского члена. Пойди умойся, а то сил уже нет смотреть, как ты мажешь сопли.

Я пропускаю мимо ушей и издевательские фразы и надменный тон. Единственное чего я хочу, — это остаться наедине с собой. Хотя бы на пять минут. Мне бы исторгнуть его из себя. Как же я ненавижу этого человека. Он научил меня ненавидеть. Пылко. Пламенно. Всеми силами души.

Поднимаюсь и пошатываясь бреду в ванную. Оказавшись внутри, с трудом запираю защелку — пальцы так трясутся, что даже это для меня сейчас сложно.

Я умываю лицо и шею большими пригоршнями прохладной воды, которая тут же теплеет, попадая на мою горящую болезненным жаром кожу. Меня мутит. Содрогаюсь от липкого омерзения, пропитавшего меня насквозь.

Я решительно засовываю в рот два пальца и с силой давлю на корень языка. Мне нужно избавиться от него. Если бы эта сволочь вросла в мою кожу, я бы срезала его острым ножом.

— Ненавижу, — шиплю я еле слышно, смотря на себя, слабую и пережеванную Цербером. — Сволочь. Ненавижу.

Я укутываюсь в банный халат, стараясь не касаться собственного тела, которое мне больше не принадлежит. Его продали без моего ведома. Один из самых близких мне людей продал.

— Ася, — рявкает он, и я зажимаю рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. — Иди живо сюда!

Нет, нет, я не пойду. Я останусь здесь.

Только вот безопасность этого закрытого от него пространства мнимая. Этот человек не только высадит дверь, чтобы меня достать, но и от целого дома ничего не оставит.

Сейчас будет что-то страшное. Точно знаю. С этим животным не может быть по-другому. Боже, помоги.

Я выхожу из своего укрытия и максимально медленно, растягивая каждый шаг, бреду к нему. Не чувствую под ногами пола и вот-вот рухну. Хорошо бы упасть в обморок, впасть в кому, уйти в себя. Неважно, лишь бы не чувствовать всего, что он со мной делает. Но это было бы слишком милосердно. Я чувствую все, как бы ни пыталась забыться.

Цербер развалился в кресле и смотрит в потолок пустым взглядом. На небольшом столике рядом с ним валяется кредитка, запачканная белым порошком. Та же субстанция покрывает тонким мучнистым слоем и краешек стеклянной поверхности столешницы.

— Что ты там мнёшься? — ухмыляется он. — Подойди уже.

Повинуюсь, пересиливая себя. Мой разум борется с собственным телом. И побеждает.

Цербер грубо хватает меня за запястье, которое и так уже все в синяках, и усаживает себе на колени. Прижимает меня к влажному и горячему, как печка, торсу и засовывает руку под халат. Он больно сжимает грудь и начинает хрипло шептать: