Касаюсь совсем других перил, но в башке все равно начинают копошиться вьетнамские флешбэки и неприятные мысли. А я ведь действительно монстр. Я устоял после убийства собственных родителей, но, когда представляю, что на траве могло лежать ее бездыханное тело, понимаю, что еду рассудком. Что эта девка со мной сделала, если стала владеть мною сильнее «снежка»?
Снесенная мною дверь заменена на новую, и ничего больше не напоминает о том, что я пытался с ней сделать.
Я всегда любил жесткий секс. Всегда был диким и необузданным с бабами, и не было таких, которые фукали. И Агния в этом плане как все, хоть и играет свою роль недотроги очень правдоподобно. Вот только ребенок в животе чуток не вписывается в почти БДСМ-ные утехи.
Проворачиваю ручку и чуть толкаю дверь вперед. Открыто. Усвоила девочка урок. И все же долблю костяшками в деревянное полотно.
— Открыто, — отзывается мелодичный, дрожащий от накала эмоций голосок.
От одного только звука ее голоса мой отходняк усиливается, а руки вновь начинают трястись.
Открываю дверь. Первое, что вижу, — ее огромные заплаканные глаза. Вот, блядь, сказали не нервничать, а она опять ревела.
Смотрю на мою бедную овечку, и в паху все каменеет, а брюки трещат по швам. Но есть одно «но», которое все портит: на Агнии черное, закрытое платье. Уродует эта тряпка молодое, цветущее, живое тело, и напоминает то, во что была одета мать в гробу.
— Мне так жаль, Олег, — проговаривает она, держась от меня на расстоянии. — Прими мои соболезнования.
— Спасибо, — киваю я и уничтожаю разделяющие нас метры. Я чувствую, как Агния дрожит. Почти слышу, как стучит ее сердце под черной хламидой.
— Это же несчастный случай? — спрашивает Ася, всеми силами стараясь не шарахнуться от меня в сторону.
— Конечно, — киваю я. Ей не нужно знать всего, тем более сейчас. — Как ты себя чувствуешь? Как ребенок?
— Я в порядке, — вздрагивает как от пощечины. Не прочувствовала еще, что станет мамой.
— Я хочу, чтобы ты сняла это мерзкое платье, — кладу ладонь ей на щеку, и кожу тут же обжигает соскользнувшая слезинка.
— Олег, пожалуйста, не надо, — вновь мямлит она почти грудным от внутреннего зажима голосом.
Одна только эта фраза действует на меня сильнее конского возбудителя. Вот только желание заполучить ее сегодня совсем странное: одновременно хочется и присвоить себе Агнию жестко, без поблажек, и пожалеть, собрав слезы на щеках губами. Бывает, что таким сентиментальным я становлюсь после хорошей дозы «снежка» и умелого минета. Но сейчас не было ни того ни другого. Я пьян и возбужден без дополнительного допинга.
— Тише, — шепчу я, нащупывая застежку на спине. — Я сам с тебя его сниму.
Ася стоит покорно и дрожит, глотая слезы. Обычно я тащусь от ее страха. Теперь же хочу, чтобы он испарился к херам. А впрочем, насрать. Агния все равно испытывает ко мне сильные чувства. Мы с ней теперь вместе навсегда — я оставил неизгладимый след в ее душе, психике и чреве. Она, как и я, уже не сможет без этого нерва.
Я расстегиваю платье и стаскиваю тяжелую черную ткань с ее плеч. Очищаю чистое и прекрасное от скверны.
Агния послушно перешагивает траурную тряпку. Скольжу алчущим взглядом по телу, которое скрыто от меня только скромным комплектом телесного цвета. Беременность сделала ее только лучше. Грудь стала аппетитнее и рвется из чашечек. Хочется освободить ее от лифчика и сжать в ладонях.
В штанах пожар, а в мозгах все стряхнулось окончательно. Зверь рвется наружу, но сегодня я смогу его укротить.
— Ты такая красивая, — шепчу, прикладываясь губами к дрожащей на шее синей венке. — Теперь все будем по-другому. Ты только не отталкивай меня.
— Олег, умоляю не трогай меня. Я плохо себя чувствую.
Укладываю ладонь на живот, пытаясь понять, как там сын. Точно знаю, что ее «плохо себя чувствую» — это попытка мною манипулировать.
— Все будет хорошо. Не трону тебя, не наврежу. Доверься мне, Ася. Хочешь, Рафа вечером отвезет тебя к мамке?
— Хочу, пожалуйста, — просит она, на мгновение просияв.
— Поедешь, — обещаю я, и Ася обмякает, позволив приблизиться к себе.
Прижимаю ее к груди. Хрупкий мотылек, и весь мой.
Подхватываю податливое, вибрирующее тело на руки и укладываю на кровать. Любуюсь моей малышкой, позабыв, вообще, обо всем на свете. Вот никогда бы не подумал, что при наличии твердого стояка, буду просто пялится на полуголую бабу.
Я достаю из-за пояса ствол и кладу его на подушку, рядом с ее головой. Агния бросает на смертоносный кусок металла безумный взгляд и шарахается в сторону. Хорошо, молодец. Не совсем я ее затравил — остались силы и желание жить и бороться за себя и ребенка.
— Что ты задумал? — спрашивает еле слышным голосом, не решаясь двинуться.
— Тебе ничего не грозит, — успокаиваю я мать моего сына и снимаю с себя рубашку, пропитанную потом и сигаретным дымом. — Ты считаешь меня монстром, да, Агния? Ненавидишь? Давай честно. Обещаю, что не трону. Можешь сказать все, что думаешь.