Действительно, Ягода пил с Борисом Гибером и даже как бы вроде водил с ним дружбу. И все знали, почему. Дело было в том, что Гибер возглавлял райком партии, к которому, как первичная организация, принадлежала Лубянка. По текущим партийным делам все эти всесильные чекисты зависели от маленького партчиновника — секретаря райкома. Неудивительно, что Ягода всячески пытался его задобрить.
Вот как описывает эти события все тот же бесценный свидетель Михаил Шрейдер. «В конце 1928-го или начале 1929 года Московским комитетом партии было вскрыто дело так называемого „беспринципного блока“ в Сокольническом районе, в котором оказались замешаны Ягода, Дерибас и Трилиссер, а также секретарь Сокольнического РК ВКП(б) Гибер, скромный и честный большевик, втянутый ягодинскими холуями Погребинским и Фриновским (оба они в то время были помощниками начальника особого отдела Московского военного округа) в пьяные компании, собиравшиеся на частных квартирах, где, как рассказывали, в присутствии посторонних женщин за блинами и водкой решались важные организационные вопросы, включая расстановку кадров.
Письмо МК партии обсуждалось на партсобрании в ОГПУ. Выступавшие (а их было много) резко критиковали поведение членов райкома и буквально обрушивались на Дерибаса, Погребинского и Фриновского, но никто ни единым словом не обмолвился о Ягоде.
Под давлением партийной общественности Ягода тогда был вынужден убрать из центрального аппарата своих любимцев, Фриновского и Погребинского, и отправил их на периферию полномочными представителями ОГПУ — Фриновского в Азербайджан, а Погребинского в Башкирию».
Из всего этого Трилиссер и состряпал политическое дело. Однако оно было настолько шито белыми нитками, что в результате самого Трилиссера выгнали из органов, отправив на Дальний Восток, — и совершенно справедливо, нечего разводить склоки. Но на его место тут же заступили другие «честные» чекисты, чья честность заключалась лишь в том, что они принадлежали к другой группировке.
В столкновении Трилиссера и Ягоды интересны три момента. Во-первых, то, что Сталин, несмотря на такое тяжкое обвинение — поддержка правого уклона — поддержал Ягоду, убрав из ОГПУ возмутителя спокойствия Трилиссера. Вряд ли это вяжется с тем образом маниакально подозрительного диктатора, который сложился в период «оттепели» и перестройки. Во-вторых, то, что среди доверенных лиц Ягоды назван Михаил Фриновский, к зловещей фигуре которого мы еще вернемся. И в-третьих, то, какими методами действовал Трилиссер. Они сами по себе говорят о той, мягко говоря, нездоровой атмосфере, которая складывалась в органах.
По-видимому, именно «Сокольническое дело», а вовсе не мания Сталина все время тасовать кадры, и привело к замене в руководстве ОГПУ. Вообще была ли она, эта мания? Как только начнешь разбираться с какой-либо кадровой перестановкой, копнешь поглубже, и тут же натыкаешься на объективную необходимость, на желание найти такую комбинацию, при которой «проказница мартышка, осел, козел и косолапый мишка» все-таки хоть как-нибудь, через пень колоду, но сыграют свою партию. Других-то кадров не было…
С кадрами в органах в то время был, можно сказать, полный мрак. Квалифицированных юристов почти не было, и взять их было неоткуда. На всех должностях, вплоть до самых высоких, было полно малограмотных и полуграмотных выдвиженцев времен гражданской войны, которые до войны ничему не выучились, а потом некогда было, а пуще того — потребности не было никакой. Так, знаменитый Заковский окончил два класса Либавского училища, Агранов — 4 класса, и т. д. Эти необразованные, жестокие, беспринципные авантюристы во многом и послужили причиной того, что проводимая по вполне конкретным причинам и с конкретными целями «чистка» вышла из-под контроля и понеслась, как лесной пожар. Но об этом несколько позже.
Неудивительно, что по причине отсутствия крепкой хозяйской руки в органах развелось множество мелких хозяйчиков, эдаких «авторитетов». Это были люди, сильные не только в оперативном, но, как правило, и в психологическом, и даже в чисто физическом отношении, чрезмерно, если можно так выразиться, опытные и склонные к тому, что называется в одних обстоятельствах риском, а в других — авантюрой. Прежде всего, речь идет о том же Михаиле Фриновском, Леониде Заковском, Всеволоде Балицком, Израиле Леплевском и Ефиме Евдокимове. Вокруг каждой из этих сильных личностей образовалась своеобразная «мафия», повязанная не только многолетней совместной службой, но и разного рода сомнительными делами и делишками.