Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

Сейчас, пусть пока очень робко, но начинает развеиваться и этот миф — миф об НКВД как едином послушном высшей воле инструменте, сталинском топоре или сталинском скальпеле, как угодно, — но инструменте. На самом деле, как и вся партия, всемогущий наркомат был конгломератом противоборствующих группировок, имел внутри себя все разновидности людей образца 30-х годов — от упертых сталинистов до непримиримых троцкистов и от честных служак до совершенно уникальной сволочи. Кроме того, в органах всегда шла незаметная постороннему взгляду, но весьма активная борьба за власть в аппарате. Так что деление всех работников ведомства на палачей и честных чекистов, конечно же, верно, но однобоко. Нельзя сказать, что, например, сторонники Ягоды или Ежова были палачами, а противники — честными. И те, и другие присутствовали во всех кланах. Однако тенденции были неутешительными.

Под лубянским ковром

Для любого ведомства естественна борьба за места и влияние. Но в ОГПУ она усугублялась еще и тем, что управление с самого начала было как бы «без головы». Там долгие годы не было сильного руководителя, способного задавить все склоки и заставить склочников работать в одной упряжке. Вплоть до прихода к руководству НКВД Берии ни один из руководителей органов государственной безопасности не отвечал всем требованиям, предъявляемым к работнику такого уровня.

Это происходило по разным причинам. Дзержинский был очень сильным человеком, но он взвалил на себя кучу самых разных должностей и поручений (пожалуй, это был самый загруженный работой человек в стране) и оставил ВЧК на попечение своих заместителей. Его преемник, Менжинский, непрерывно болел (пожалуй, это был самый больной человек в руководстве), и на то, чтобы в полной мере руководить вверенным ему ведомством, у него просто не хватало сил. Ягода — хороший организатор, однако плохой оперативник, без авторитета даже среди ближайшего окружения, да и сам какой-то блеклый, невзрачный человек. Язвительный Троцкий характеризовал его так: «Ягода был очень точен, чрезмерно почтителен и совершенно безличен. Худой, с землистым цветом лица (он страдал туберкулезом), с коротко подстриженными усиками, в военном френче, он производил впечатление усердного ничтожества». Как многие невзрачные и отягощенные комплексами люди, он питал какую-то болезненную страсть к всему огромному — огромным проектам, огромным стройкам. Под его руководством, например, строились Беломорско-Балтийский канал и канал Москва — Волга.

Вот что рассказывает о нем единственный мемуарист, писавший на эту тему, бывший чекист Михаил Шрейдер. «По натуре Ягода был невероятно высокомерен и тщеславен… В обращении с подчиненными отличался грубостью, терпеть не мог никаких возражений и далеко не всегда был справедлив, зато обожал подхалимов и любимчиков вроде Фриновского, Погребинского, а позднее — Буланова. С неугодными же работниками Ягода расправлялся круто, засылая их куда-нибудь в глушь, а то и вовсе увольняя из органов. Естественно, что все эти отрицательные стороны характера Ягоды в первые годы его работы в ВЧК — ОГПУ были известны далеко не всем, но после смерти Дзержинского и по мере усугубления болезни Менжинского он все более распоясывался.

Большинству оперативных работников ОГПУ конца 20-х так или иначе становилось известно об устраиваемых на квартире Ягоды шикарных обедах и ужинах, где он, окруженный своими любимчиками, упивался своей всевозрастающей славой… Помню, как 20 декабря 1927 года, когда отмечалось десятилетие ВЧК — ОГПУ, Ягода с группой приближенных наносил эффектные 10―15-минутные визиты в лучшие рестораны, где были устроены торжественные ужины для сотрудников различных управлений и отделов ОГПУ… Апофеозом этих визитов в каждом случае было чтение сотрудником Особого отдела ОГПУ Семеном Арнольдовым плохоньких виршей с неуемным восхвалением Ягоды, где он фигурировал как „великий чекист“. Последнее обстоятельство особенно интересно, потому что тогда даже в отношении Сталина никто таких прилагательных не употреблял».

В то время Ягода еще не был начальником ОГПУ, а всего лишь первым замом при Менжинском (который, правда, практически никогда не покидал своего кабинета). Были у него и соперники. Борьба за кресло Менжинского разгорелась еще при его жизни. Впервые относительно открыто и явственно она проявилась в конце 1929 года. Тогда, во время ожесточенной борьбы с правым уклоном, второй заместитель Менжинского Меер Трилиссер, начальник Иностранного отдела, решил под шумок «подсидеть» своего основного соперника. Сейчас модно представлять противников Ягоды и Ежова, так сказать, «честными» чекистами, выступавшими против «дутых» процессов, и пр. Судите сами, каков был этот «честный» чекист.

Для достижения своих целей он избрал старый проверенный метод — донос. В 1929 году он обвинил Ягоду, что тот пьянствует с секретарем райкома партии, который был правым. Трилиссер явно «шил» сопернику политическое дело. Началась склока.