И что же Сталин? Вместо ареста и допросов была всего лишь очная ставка Тухачевского с обоими арестованными в присутствии членов Политбюро. В июне 1937 года, на заседании Военного совета при НКО Сталин говорил: «Мы обратились к тт. Дубовому, Якиру и Гамарнику. Правильно ли, что надо арестовать Тухачевского как врага. Все трое сказали — нет, это, должно быть, какое-то недоразумение, неправильно… Мы очную ставку сделали и решили это дело зачеркнуть. Теперь оказывается, что двое военных, показывавших на Тухачевского, показывали правильно…»
Что-то лукавит хитрый грузин. Вспомним — именно после этого дела, этой очной ставки и последовало в высшей степени непонятное назначение Тухачевского помощником наркома по вооружениям — это при его-то идеях! Мы объясняем это так…
Сталин поверил Какурину и Троицкому. Еще как поверил! «Это возможно, поскольку это не исключено…» Но тронуть Тухачевского не мог — по той простой причине, что боялся. За ним была сила — армия. Арест Тухачевского мог спровоцировать военный переворот еще в 1930 году, когда сильна была оппозиция, когда в самом разгаре была война с крестьянами, когда Сталина удерживало наверху только исключительно умелое маневрирование между множеством своих противников. И тогда с Тухачевским поступили как с ребенком, у которого отбирают спички, подсовывая взамен куклу: его убрали из действующей армии, отправив строить столь любимые его сердцу танки и самолеты. И Сталин не ошибся в своих расчетах: Михаил Николаевич с головой ушел в новое дело, непосредственная опасность была ликвидирована.
Были и еще предупреждения. Например, у Назыма Якупова в его «Трагедии полководцев», книге вполне правоверно-реабилитаторской, просочился такой интересный факт: «…в секретном письме начальника военно-учебных заведений Киевского военного округа И. Д. Капуловского Маршалу Советского Союза А. И. Егорову, который передал его Ворошилову, было написано, что уже в 1935 г. автор письма в разговорах с сослуживцами говорил: „…к Якиру и Гамарнику и их компании надо присматриваться“. Капуловский сообщал, что Якир и Гамарник, узнав об этих разговорах, преследовали его. В начале марта 1937 года Капуловский начал добиваться, чтобы его принял Ворошилов и выслушал наедине. 10 марта 1937 года их встреча состоялась. Посетитель сообщил наркому, что подозревает Якира и Гамарника в троцкистской работе».
Видите, какой интересный факт. Однако немножко не вяжется: человек приезжает из Киева, добивается личного свидания с наркомом наедине… для чего? Чтобы сообщить ему о своих подозрениях? Только-то? Позвольте не поверить. Так сообщают об исключительно важных вещах, которые знают достоверно.
Итак, как мы видим, недостатка в предупреждениях не было. Почему же, в таком случае, не пойти самым простым путем? Ведь у нас существовало такое всемогущее и страшное ведомство, как НКВД. Почему на этих людей не были обычным порядком заведены дела? Да потому, что в самом чекистском ведомстве все было не так уж хорошо, как представляется нам по пламенным строкам публицистов и романам Оруэлла. В ОГПУ — НКВД работали те же люди, что и везде, и там тоже кадры решали все, и кадры эти были не лучше, чем везде, а хуже, ибо возможность властвовать над людьми бесконтрольно и безответственно неудержимо, как магнит железные опилки, тянет к себе всякую сволочь. Сволочи было выше крыши в ЧК, ее стало еще больше в ОГПУ и уже совсем не в меру — в НКВД…
Глава 16. Разброд во всемогущем ведомстве
Да, но если все было так, то почему вплоть до 1936 года правительство ничего не предпринимало? Что это за странная склонность к жизни на вулкане? Вроде бы «вождь и учитель» и его Политбюро никогда не были замечены в склонности к самоубийству. Так почему же меры по сведениям, регулярно поступавшим из разных источников, были приняты лишь в 1936 году? Эта не совсем понятная задержка интерпретируется как еще одно доказательство дьявольского сталинского умысла: убить всех по четко продуманному плану, всех в свою очередь. Мы опять-таки предлагаем более простую версию событий. Если вынести «изуверские планы» за скобки, то у нас остается все-таки еще несколько соображений.
Во-первых, любой глава государства, даже гениальнейший из гениальных, все равно знает не более того, что ему докладывают. А любое сообщение, прежде чем лечь на высокий начальственный стол, проходит несколько фильтров на разных уровнях. И если хоть на одном из этих уровней сидит человек, который, получив информацию, ругается и кидает ее в корзину, то эти сведения «наверх» не попадут никогда. А значит, и меры по ним приняты не будут.
А во-вторых… Резать мясо можно, если у тебя есть нож, причем острый нож. Рубить дерево — если есть топор. Для того чтобы «принимать меры», тоже нужен соответствующий инструмент. А было ли ОГПУ — НКВД добериевского образца таким инструментом — это еще очень большой вопрос…