Двор льда и пепла

– Убогим же я стану существом с каменным-то сердцем.

– Оглянись вокруг, братец. Убогому существу – убогое существование.

Сол криво усмехнулся. Он был так похож на отца – гораздо больше, чем я. Еще одно доказательство, что он рожден был стать королем.

– Пусть они издеваются над моим сердцем сколько хотят. Пока мне больно, я буду знать, что оно у меня есть. Признаюсь, если тебя не станет, часть меня умрет вместе с тобой. Они используют мою любовь против меня, это правда. Но я никогда не пожалею, что любил. Даже такого дурачка, как ты.

Я засмеялся. Если это можно было так назвать – смешок больше походил на сухой кашель.

И все же он был первым за несчетное число дней и ночей, в которые я и подумать не мог о том, что все еще умею смеяться.

Я вздрогнул и проснулся. Прохладный ветер навевал воспоминания о тех зимних ночах и обжигающе холодных кристалликах инея. Кто-то укутал меня в тяжелый мех. Я завернулся в него, как будто снова мучился от холода на семи ветрах, застонал и попытался сесть, но мир завертелся волчком.

– Ляг, – велел мягкий голос. Знакомый и ласковый. – Ты потерял много крови.

– Ведешь себя с ним так, как будто он добрый и пушистый. Скольких людей он перебил?

Я потер лоб, чувствуя, что меня шатает даже в постели. Откуда тут постель? Кто про меня говорил?

– Не кричи. Ты злишься только потому, что он тебе нравился, и ты чувствуешь, что тебя предали. Хватит уже.

– А ты защищаешь человека, который лгал тебе и подверг огромному риску.

– Он спас нас, Маттис.

Маттис? Я знал это имя. Оно блуждало в дымке, расплывшейся по моей голове, и никак не могло найти свое место.

– Ты просто отказываешься видеть правду, потому что он тебе нравится, признай это.

– Маттис, если тебе нечем заняться, иди сделай что-нибудь полезное. Например, поговори с Сивери. Или вы так и будете яд копить?

Дверь закрылась с тихим стуком, и туман резко рассеялся. На лоб легло что-то холодное и влажное. Я хотел смахнуть его, но кто-то поймал мою руку.

– У тебя жар. Позволь мне помочь.

Я с трудом открыл глаза. Тьму отгоняли бледный рассвет за окном и несколько свечей на столике возле кровати. Потом я увидел ее голубые глаза и белые волосы, рассыпавшиеся по плечам. Я долго смотрел на нее, не обращая внимания на собравшуюся в груди тяжесть и на то, как от ее прикосновения становилось лучше, чем от тысячи трав.

– Элиза, – прохрипел я. Во рту была пустыня.

– Я здесь, Вален, – прошептала она. В груди разлилось приятное тепло. Как же сладко было слышать свое имя – настоящее имя – из ее уст. Она произнесла его вслух, значит, мы были одни.

– Что случилось?

Она снова протерла мне лоб и вздохнула.

– Ты снова решил стать героем и прыгнул под стрелу. Эта твоя привычка просто ужасна.

В голове все еще витали остатки тумана, и я бессильно протянул руку, водя дрожащими пальцами. Она позволила мне эту слабость и прижалась лбом к моему. Сквозь дымку я обводил ее лицо и губы. Безумие овладело моим языком, и я не успел остановить сорвавшуюся с него правду.

– Я скучал по тебе.

О щеку разбилась горячая капля. Боги, она плакала. Я никогда не умел вести себя с женщинами, и, очевидно, отсутствие практики это только усугубило. Но она удивила меня. Ее теплые ладони обхватили мое лицо, посылая приятную дрожь по всему телу, и Элиза прижалась к моим губам нежным поцелуем.

Как я мечтал о нем.

Этот поцелуй проник в каждую частичку моего тела, в каждый уголок души. Я должен был бежать от него, как от огня.

Если прошлое меня чему и научило, так это тому, что лучше спрятать сердце за каменной стеной, чем выдать тех, кого любишь.

Поэтому я знал, что убегу. Ради нее.

Но вместо этого целовал в ответ. Мягкими, непослушными губами.

Я убегу завтра.

Элиза провела пальцами по моему лбу и отстранилась. Меня снова тянуло во тьму. Я дрожал от холода, но в то же время мне было жарко, как в печи. Лицо Элизы растворилось перед глазами, и я снова погрузился в беспокойный сон.

* * *

Я не знал, сколько времени спал. Когда я снова очнулся, во рту было ужасно сухо. Я кое-как поднялся с кровати, пытаясь понять, где нахожусь. Отблески свечей плясали по странной комнате в доме, будто бы сплетенном из веток и мха. На мне не было рубашки.

Я сжал в кулаке провидческий камень, так и висевший у меня на шее. Сила его исчезла, но он странным образом успокаивал.