Дворец райских наслаждений

— Это несколько выходит за рамки моего понимания, — кашлянул Аиртон. — На мой взгляд, этот человек — хам, лжец, соблазнитель… и даже хуже. Не знаю, какими чарами он тебя опутал, коли ты заступаешься за него даже после того, как он с тобой так обошелся. Может, все дело в опиуме. Я просто доктор, и передо мной стоит конкретная задача. Я желаю, чтобы ты поправилась и бросила курить опиум. Ты желаешь отправиться в странствие по незнакомой стране. Денег у тебя будет немного, и, значит, вскоре ты останешься без средств для удовлетворения своей пагубной привычки. До добра это не доведет. Последствия как физического, так и духовного плана будут столь ужасны, что я даже не берусь их предсказывать. Кроме этого, надо подумать о здоровье ребенка. Ты ведь не хочешь, чтобы он погиб? Чтобы этого не произошло, нужно позаботиться о твоем здоровье. Твоем, миленькая. Как же, глупенькая, я смогу позаботиться о тебе, если ты хочешь бежать на поезде от демонов, беснующихся в твоей душе? Так что ни в какой Тяньцзинь ты завтра не поедешь. Все. Кончено. И прежде чем ты начнешь мне рассказывать о том, что способна отвечать за свои поступки, — спасибо, довольно с нас этого новомодного вздора, — позволь мне напомнить, что ты еще несовершеннолетняя, тебе нет двадцати одного года и, значит, ты должна слушаться отца. А поскольку в его отсутствие мы назначены твоими опекунами, ты будешь делать то, что мы тебе скажем. И вот мой первый наказ, юная леди. Отправляйся в свою комнату, ляг в постель и отдохни. Я здесь, Нелли рядом, она тоже любит тебя, хоть ты и слишком глупа, чтобы это понять. Мы о тебе позаботимся. Мы спасем твоего ребенка, который, если не ошибаюсь, единственный из всех, кто на самом деле ни в чем не виноват.

— Знаешь, солнышко, он прав. Мы очень тебя любим. Мы не оставим тебя, — добавила Нелли.

— Я не нуждаюсь в вашей жалости. Довольно ханжества, — выпалила Элен. На ввалившихся щеках вспыхнул румянец.

— Можешь говорить, что хочешь. Только у тебя нет выбора. Мы это делаем ради твоего же собственного блага и блага твоего ребенка.

— Бастарда. Ублюдка.

— Ребенка. Твоего ребенка, — настойчиво произнесла Нелли.

Элен открыла было рот, чтобы возразить, но вдруг ее лицо исказилось, став похожим на сушеную хурму. У девушки затряслись плечи. Всхлипывая, она упала перед Нелли на колени, вцепилась в подол ее платья:

— Умоляю… Умоляю… прошу… смилуйтесь… отпустите… не могу… не могу… в глаза смотреть… отцу… Тому… Как же я… — проговорила Элен сквозь рыдания.

Нелли, наклонившись, прижалась щекой к горячему залитому слезами лицу Элен, словно пытаясь передать девушке часть своей силы и выдержки. Несчастная тряслась от плача, дергалась, словно рыба, попавшая в рыболовецкую сеть, желая вырваться из объятий. Ее вздохи казались шорохом ветра, шелестящим в корабельных снастях. Постепенно она успокоилась. Нелли, прижав голову Элен к своей широкой груди, гладила ее волосы и приговаривала:

— Ну все. Все. Будет. Будет. Все обойдется.

Элен, взяв наконец себя в руки, изумленно уставилась на Нелли, сжимавшую ее в объятиях.

Нелли нежно подняла девушку и, крепко взяв ее за руки, строго посмотрела ей в глаза. Не позволяя Элен отвести взгляд, она произнесла:

— Теперь слушай меня внимательно. Тебе придется быть сильной. Гораздо сильнее, чем прежде. В свое время ты встретишься с отцом и женихом. Это будет страшным испытанием и для них, и для тебя. Но это в будущем. А сейчас я отведу тебя в твою комнату. Эдуард даст тебе… все необходимое. А потом я хочу, чтобы ты поспала. Поняла?

Элен покорно кивнула.

— Вот и хорошо. Вот и умница.

* * *

Если в доме Аиртонов царила атмосфера милости и прощения, то в обиталище Милуордов ревели трубы, звавшие в бой за веру. Септимус провел немало времени в посте и молитвах и теперь чувствовал себя полностью готовым к предстоящему сражению.