Дворец райских наслаждений

— Нет, господин, — ответил бородач. — Говорит, что это тот самый сын и есть. Мол, его вообще никто не убивал. Его похитили и спрятали в публичном доме. Это, конечно, вздор. Сами видите, они все сумасшедшие. Но она говорит именно так.

— Ясно. Что ж, если это и стало причиной столь варварского поведения, дело требует расследования. Матушка Лю, это правда, что вы в своем заведении удерживаете мальчика-иноземца?

— Конечно же нет, уважаемый Цзинь-лао, — сладко улыбнувшись, ответила Матушка Лю.

— Я бы удивился, если бы вы ответили иначе, — кивнул Цзинь-лао. — Держать в доме мертвеца? Призрак? Какая мерзость, — улыбнулся он, довольный своим остроумием. — И все же мне, разумеется, придется осмотреть ваш дом.

— Разве это обязательно? — Глаза Матушки Лю сверкнули от ярости. — Как вы можете верить этим злобным наветам?

— Какая разница, верю я или нет. Закон есть закон. Я намереваюсь обыскать ваш дом завтра днем. Вам хватит времени… подготовиться? — Он снова улыбнулся.

— Более чем, Цзинь-лао, — улыбнулась Матушка Лю в ответ. — Вы сами убедитесь, что все в полном порядке… завтра.

— Иного я и не жду, — ответил Цзинь-лао.

Стражники связали Милуордам руки и вытолкали их прочь. Двум горожанам велели тащить на носилках стонущего Септимуса. Ему перевязали голову, местный лекарь быстро осмотрел рану и пришел к выводу, что она не опасна. Цзинь-лао приказал доставить семейство домой, где и держать под арестом, покуда мандарин не примет решение об их дальнейшей судьбе.

Матушка Лю, едва сдерживаясь, наконец, уговорила толпу зевак разойтись, пообещав после ремонта закусочной бесплатные обеды. Она утешила себя мыслью, что ущерб не слишком значителен. Потом она потратила целый час, пытаясь задобрить рассерженных клиентов публичного дома. Особенно сильно гневались близнецы. Им пришлось торчать во дворе в чем мать родила, к тому же один из них во время бегства сильно стукнулся ногой. Наконец их удалось успокоить. Матушка Лю пообещала дать им возможность еще раз сыграть в «Кошку и мышку в одной норке», причем на этот раз с Су Липин, которая во всех отношениях была куда как привлекательней Сяо Гэнь. Когда она закончила с клиентами, уже почти совсем стемнело. Оставалось решить вопрос с мальчиком-иноземцем. Медленно поднимаясь по лестнице, она поймала себя на том, что проклинает Жэнь Жэня. Где его носит, когда он так нужен? Да и нужен ли он был ей когда-нибудь столь сильно, как сейчас?

Голова ныла от боли. Может, она стала слишком стара для такой жизни? Больше всего ей сейчас хотелось выпить чашечку чая, может — выкурить трубочку. Ладно, всему свое время. Сначала — мальчик. Не в первый раз ей придется использовать колодец в самом углу дальнего двора. Как-нибудь сама справится. Ведь прежде у нее получалось. Надо только придумать, как же усыпить бдительность мальчика. Сказать, что в одном из павильонов ждет клиент? А может, посулить свободу? Ослабит кирпичную кладку с одной стороны колодца, сильно толкнет — и все. Никто и не заметит.

Добравшись до третьего этажа, она остановилась, чтобы перевести дыхание. Наконец она, прихрамывая, побрела по коридору, остановившись у комнаты Хирама. Матушка Лю устало наклонилась к смотровому отверстию. Она слегка коснулась рукой двери, которая от легкого нажатия вдруг широко распахнулась. Сердце замерло в груди. Матушка Лю обвела взглядом пустую комнату, уставилась на разбитую цепь.

Мальчика нигде не было.

* * *

— Ты как, Хирам? — спросил Генри. Теперь, когда стемнело, он понял, что погони можно больше не бояться, и пустил лошадь шагом. Они ехали узкой тропинкой, которая должна была вывести их к реке и строительному лагерю. Генри придерживал рукой мальчика, вцепившегося в луку седла. Сзади, на самом крупу лошади, обхватив Меннерса за талию, сидела Фань Имэй, закутанная в длинный плащ.

— Кажется, со мной все в порядке, сэр, — ответил Хирам. Мальчик был подавлен, однако казалось, по крайней мере внешне, что пережитые испытания его не сломили.

— Ты настоящий смельчак. Клянусь тебе… Даю слово офицера британской армии — ты ведь понимаешь, что это значит. Ты больше никогда не вернешься во «Дворец». Ты понял? Я клянусь. Мое слово — кремень. Никогда, никогда, никогда. Тебя это тоже касается, — он кивнул Фань Имэй через плечо.

— Я не понимаю, что вы говорите на своем языке, — ответила она, — но после того, что вы сегодня совершили, я у вас в неоплатном долгу. Я принадлежу вам. Я ваша рабыня.

— Никто никому не принадлежит, Фань Имэй. Мы заключили сделку. Или ты уже забыла? Кроме того, рабство в моей стране запрещено. Его отменили указом парламента в 1833 году.

Он почувствовал, что подобного ответа недостаточно, и, натянув поводья, остановил лошадь. Генри нащупал холодные руки девушки и крепко их сжал: