Летиция обхватила руками двух младшеньких — дочек Летти и Анну. Их не стали разлучать с матерью, и подручные подвели к палачу сразу всех троих. Прежде чем встать на колени, Летиция сняла очки, сперва, нежно, с дочек, а потом уже с себя. Сначала палач снес головы детям, а потом их матери. Сработано было чисто.
Настала очередь Хирама. Он поцеловал отца в щеку и, гордо вздернув голову, направился к палачу. Но вскоре и голова юноши слетела с плеч. За ним последовала его старшая сестра Милдред. Она, точно так же как и Елена, стеснялась обнажать свою формирующуюся грудь. Увидев лежащие на песке головы брата и матери, девочка заплакала, но палач быстро сделал свое дело, и вскоре ее голова присоединилась к остальным.
Теперь оставались только Милуорд и четверо его детей.
Палач выказывал явные признаки усталости. Возможно, все дело было в вине, которое он выпил в перерывах между казнями. Он приказал помощникам заняться детьми, а сам решил отдохнуть и, воспользовавшись моментом, промочить горло. Толпе, молча взиравшей, как палач расправлялся с последними из жертв, казалось, было все равно. Исаия, Мириам, Томас, Марта, которые перестали молиться после того, как увели их мать, в ужасе вцепились отцу в ноги. Подручные терпеливо разжали маленькие ручки и поволокли упирающихся детей на середину площади. Головы детям рубить не стали, а просто перерезали им горло мясницкими ножами. Так было быстрее.
Казнь детей ни Нелли, ни Элен не видели. После того как Летиции отрубили голову, они сели на скамью. Элен тряслась от рыданий в руках Нелли, а сама Нелли смотрела расширившимися глазами в стену. Теперь за происходящим на площади следили только доктор и Генри. Аиртон за весь час не сдвинулся с места. Время от времени Генри обеспокоенно на него поглядывал.
Теперь остался только Септимус. После того как подручные увели находившихся под его защитой детей, он закрыл молитвенник и с каменным лицом смотрел, как им перерезают горло. Когда все было кончено, Септимус повернулся к мандарину, указывая на него пальцем, словно ветхозаветный пророк, призывающий гнев Божий на головы зачинщиков страшного преступления. Аиртон не смог разобрать слов, которые произнес Милуорд, однако увидел, что они не произвели на собравшихся особого впечатления. Сидевший возле мандарина волосатый мужчина, который, по словам Генри, и был Железным Ваном, громко расхохотался и отсалютовал Септимусу бутылкой. Мандарин, судя по тому, что видел доктор, изнывал от скуки. Лю Дагуан махнул рукой, дав палачу знак поторопиться.
Септимус повернулся на каблуках и направился к палачу, походя оттолкнув кинувшихся к нему подручных. На мгновение он замер, уставившись здоровяку прямо в глаза. Палач нахально уставился на Септимуса, однако, не выдержав взгляда проповедника, отвернулся. Септимус вытянул вперед руку и мягко похлопал крепыша по плечу. Потом он встал на колени, позволив изрядно перетрусившим подручным снять с себя колодки. Проповедник, склонив голову, прошептал молитву и только затем дал одному из помощников завести себе руки за спину. Другой помощник осторожно отвел в сторону русую косицу Септимуса, обнажив ему шею. Палач мгновение помедлил и рубанул, однако голова Милуорда осталась на плечах. Здоровяку потребовалось еще два мощных удара, прежде чем клинку удалось преодолеть сопротивление плоти, мышц и хрящей. Наконец голова Септимуса медленно покатилась, присоединившись к головам его родных.
Все было кончено.
Почти. Доктор стоял как вкопанный, не обращая внимания на руку Генри, которую тот положил ему на плечо. Аиртон увидел, как мандарин поднялся и направился к месту казни. Лю Дагуан хладнокровно окинул взглядом тела казненных, напоминая сурового генерала, осматривающего поле боя после отгремевшего сражения. Потом мандарин вздернул голову и, как показалось, глянул прямо на окно, возле которого застыл доктор. Выражение его лица было непроницаемо, однако Аиртону почудилось, что мандарин будто хочет ему что-то передать, желает дать знать, что осведомлен о том, где скрывается доктор и что он видел казнь. Затем Лю Дагуан резко повернулся и пошел прочь.
— Пойдемте, доктор, — промолвил Генри. — Смотреть больше не на что.
Спустя несколько мгновений доктор обернулся, одновременно заметив на ладонях кровь. Он повернулся к Генри и ухватил его за рукав.
— Я Иуда, — прошептал Аиртон. — Я должен был быть вместе с ними. — Он впился взглядом в глаза Меннерса. — Я должен был быть вместе с ними.
— Давайте спустимся, доктор, — мягко сказал Генри. — Позвольте дать вам руку.
Они услышали плывущий по коридору звук воркующего голоса и увидели, как к ним семенит Матушка Лю.
— Вот вы где, — жеманно улыбнулась она. — Как мило. Наслаждаетесь солнечным деньком и чудесным видом из окна? Надеюсь, вы славно устроились и хорошо покушали. У меня для вас очень хорошие новости. Очень. Завтра вас собирается посетить мандарин. Представляете? Сам мандарин!