Дворец райских наслаждений

Понурив голову, Генри встал с постели и принялся ходить по комнате. Сделав несколько шагов, он повернулся к девушке. Гримаса муки, не сходившая с его лица за все время разговора, сменилась холодным высокомерным выражением, губы искривились в привычной сардонической усмешке. Генри заговорил в обычной медлительной манере, растягивая слова:

— У тебя есть все основания, милая, ненавидеть меня за испытание, на которое я тебя обрек. Однако, если у тебя хватит мужества его выдержать, мне того будет вполне довольно. Быть может, после ты меня не захочешь больше видеть. Мне и того будет довольно. Мне будет тяжело без тебя, но я справлюсь. А может, и не справлюсь. Так или иначе, будет уже все равно. Для меня жизнь — игра. Таков уж мой выбор. И мне плевать — выиграю я или проиграю. Но мне далеко не все равно, что случится с тобой. Ты сотворила со мной то, что доселе не удавалось ни одной женщине. Все мои мысли только о тебе. Я думал, что неуязвим. Так или иначе, я позабочусь о том, чтобы ты выбралась отсюда живой. Если я увижу, что мандарин собирается причинить тебе зло, я убью его, но с твоей головы не упадет и волос. Он трогательный старик, с которым тебе придется провести час. Да, будет неприятно. Возможно, он станет тебя лапать или даже захочет переспать с тобой. И что с того? С девушками могут произойти вещи и пострашнее. Добродетели, они, знаешь ли, не между ног. Они в душе, Элен, в твоем большом добром сердце. Это и мужество, с которым ты встречаешь беды, уготованные тебе судьбой. И твоя красота. И твое чувство юмора. Это твой вольный дух, который вдыхает жизнь во все, что тебя окружает. Это все то, что я в тебе люблю. Мандарину до этого не под силу дотянуться. Он даже не сможет приблизиться к тебе, к той настоящей Элен Франсес. Чтобы справиться с тем, что тебе предстоит, надо принять опиум. Трубка на столе. Если я не ошибаюсь и ты действительно настолько сильна, насколько я полагаю, пара-другая доз не сделают тебя снова наркоманкой. Главное, не перестарайся. Я и так чувствую огромную вину за то, что пристрастил тебя к этому чертовому зелью. Готовься как хочешь — тебе надо выдержать. Так ты спасешь свою жизнь, ту самую единственную жизнь, которая для меня бесценна. А теперь прости. Пойду в коридор, покурю, — он вышел, захлопнув за собой дверь.

Элен медленно оделась, закончила приводить себя в порядок и присела на стул, стоявший возле низкого столика. В отполированной столешнице из красного дерева отражалась лежащая на ней трубка. Она взяла ее в руки и приникла к ней губами, почувствовав тонкий аромат дыма, который она вдыхала накануне вечером. Ее рука двинулась к мешочку с маковой пастой. Рассеянно она зачерпнула щепоть черного, похожего на патоку вещества и принялась заученным движением скатывать шарик. Ей пришлось приложить усилие, чтобы остановиться. Девушка открыла глаза и долго сидела погруженная в собственные мысли; в одной руке — трубка, в другой — паста. Элен вздохнула. По щеке пробежала слеза. Она положила трубку на стол, а шарик — обратно в пакетик с пастой. Затем Элен устало поднялась и, убрав трубку и пакетик в шкафчик, вышла в коридор и встала рядом с Генри. Ни он, ни она не произнесли ни слова. Генри курил. Она обняла его за талию, склонив голову ему на грудь. Через некоторое время он положил руку ей на плечо. Им оставалось только ждать.

* * *

В это время мандарин, точно так же как и Элен, рассматривал трубку. Обычно он курил опиум у себя в покоях и редко когда изменял привычке, однако после получасовой беседы с Железным Ваном мандарин чувствовал, что ему надо успокоиться. Он терпеливо ждал, когда Фань Имэй подготовит ему трубочку, с удовольствием любуясь на гибкую фигурку девушки, которая, опустившись на ковер на колени, возилась с опиумной пастой.

Мандарин сидел, вернее, полулежал в кресле во «Дворце райских наслаждений», расположившись в великолепно обставленном павильоне майора Линя. Время от времени мандарин проводил во «Дворце» встречи, которые, согласно официальной точке зрения, на самом деле никогда не имели места. Он никогда не разрешал Железному Вану являться к нему в ямэн

на официальную аудиенцию, ну а мандарин, в свою очередь, вряд ли мог позволить себе беседу в закусочной. Так что павильон служил полезной, пусть даже и спорной альтернативой.

Железный Ван, как обычно, был резок, заносчив и то и дело начинал угрожать, нахально глядя поросячьими глазками в глаза мандарину. Разбойник сидел очень близко, и Лю Дауган явственно чувствовал, как изо рта головореза воняет чесноком.

— Ты меня обманул, братец Лю, — прошипел разбойник. — Ты отдал мне не всех христиан. Верно?

— Я отдал всех, кого нашел, — спокойно ответил мандарин, чувствуя, как внутри него все содрогается от ярости. — Неужели пятнадцати голов недостаточно, чтобы удовлетворить твои аппетиты?

— Мои люди рассказали, что иноземцев было больше. Доктор. Его женщина. Дети. Почему их не казнили на площади? Где они?

— Майор Линь, — повернулся мандарин к помощнику. — Почему дайфу и его семью не сопроводили на место казни вместе с остальными?