Дожидаясь первого утреннего поезда на выстуженном вокзале, дрожа от чего-то пострашнее холода, она точно знала, что сядет в этот поезд, что не вернется в Лондон, не продолжит жить как прежде. Это невозможно – рано или поздно за ней придут. И она не хотела, чтобы карабинеры явились в ее квартиру, в ее сад, забрали ее на глазах у соседей и Джек. В Риме она всем чужая. Фрэнки купила билет в один конец, зашла в вагон вместе с другими, настолько же ошалелыми пассажирами. По крайней мере, горячечный румянец и беспокойный блеск в глазах не привлекали внимания – лица попутчиков, вместе с которыми поезд уносил ее по мосту на материк, прочь из Венеции, выглядели ничуть не лучше.
Дорогой она задремала, а когда проснулась, Гилли сидела рядом, улыбалась, говорила, что Рим ей непременно понравится. Фрэнки дернулась, очнулась, хватая ртом воздух. Пассажиры бросали на нее встревоженные взгляды. Глаза застилал пот, и она провела ладонью по лицу, а потом заверила попутчиков, что с ней все в порядке, помощь не нужна. Сжимая ручку чемодана, она сошла с поезда. Пересекла здание вокзала Термини, не отрывая глаз от пола. Вышла на улицу и резко остановилась.
Побродив по незнакомым улицам, она выбрала отель в самом центре района Монти, недалеко от Колизея. Консьерж за стойкой с чрезмерным восторгом известил ее, что в здании, построенном много веков назад, некогда размещался женский монастырь, и указал на сохранившиеся с тех времен деревянные балки под потолком. Фрэнки с улыбкой кивнула, притворяясь, будто ей есть до этого дело. Услышав, откуда она приехала, консьерж прищелкнул языком, уточнил, в порядке ли она, в порядке ли Венеция, правда ли все так ужасно, как пишут в газетах. Фрэнки старательно отвечала, делала вид, что находится здесь и сейчас, участвует в разговоре, хотя на самом деле душой и телом была где-то далеко, застряла среди вони разбухших каналов. Консьерж, словно заметив это, посоветовал ей принять горячую ванну и сам распорядился, чтобы ей в номер принесли чай. Его доброта была мучительна.
Лежа в номере, разглядывая деревянные балки, Фрэнки размышляла, нельзя ли и ей навсегда заточить себя в этих стенах. Спрятаться среди них от мира, как делали когда-то монахини.
Будто отвечая на собственный вопрос, она подняла руку и уставилась на красные отметины на коже.
Вскоре Фрэнки стала замечать запах.
Сперва она решила, что Рим, как и Венеция, не может сладить с канализацией. Но позже осознала, что характерный, густой, гнусный дух, в Венеции сопровождавший ее повсюду, здесь ощущается лишь в номере. Стоило выйти за дверь, от него не оставалось и следа. Если же она запиралась внутри и закрывала окна, запах немедленно разливался по комнате, такой тяжелый и плотный, что она едва не давилась, пытаясь вдохнуть. Фрэнки обыскала каждый уголок, пытаясь обнаружить его источник, и пришла к выводу, что дело в ней самой и в маленьком чемоданчике, привезенном из Венеции.
Она спустилась на стойку с охапкой одежды в руках и сдала в стирку все, что у нее было, не заботясь о круглой сумме, в которую это обойдется. Консьерж кивнул, забрал вещи и пообещал вернуть их тем же вечером. Если он и учуял запах, то, на удивление, не подал виду.
Выйдя из отеля, Фрэнки с облегчением глотнула свежего воздуха.
Постояла у фонтана Треви, разглядывая монетки, посверкивающие со дна, наблюдая за редкими туристами, которые, не испугавшись холода, загадывали желания и швыряли мелочь в воду. Добравшись до храма, где убили Цезаря, она попыталась припомнить, сколько раз его ударили кинжалами, – двадцать три, вот сколько. Фрэнки переходила от одного музея или памятника к следующему, сворачивала с одной мощенной булыжником улицы на другую, толком не разбирая дороги, моментально забывая, где была и что видела. Все казалось иллюзорным. Будто ее настоящая жизнь, самая ее суть так и остались в Венеции, а здесь маячила всего лишь тень, неспособная осознать, что ее окружает.
Наткнувшись на англоязычную экскурсию, она остановилась послушать. Гид объяснял толпившимся вокруг туристам, что исторические эпохи в Риме веками наслаивались друг на друга и поэтому все здесь многогранно, многолико. Сами улицы служат тому подтверждением: копни на несколько ярдов – и под современной булыжной мостовой обнаружится средневековая дорога. Даже здания не так просты, как кажется на первый взгляд, за архитектурой эпохи барокко или Возрождения нередко скрываются более ранние постройки. Туристы пришли в восторг, Фрэнки же неприятно поразило такое притворство. Она поспешила прочь, глядя под ноги, гадая, в каком веке сейчас звучат ее шаги.