— У всех одна каста. Один возраст.
— Ересиархи… Самиздата начитался?
— Подумай сам. Система тормозит.
— Наладят, не переживай.
— А что дальше? Почему такой откат?
— Вот как ты уже заколебал своей мировой скорбью. Не мы это придумали. Подумаешь, откинуло назад. Система, как верти, повторяет порядок вещей в организме Вселенной.
— Не знаю.
— А чего тут знать? Система дает шанс, они его не используют.
— А ты?
— Я торговец, хоть и продвинутый. Я должен торговать. Карма такая.
— Ты должен все посвящать Богу.
— А семью кто будет кормить?
— Да ты и впрямь идиот.
— Зато не сволочь. В универе нам давали одну и ту же информацию, только разводили по разным понятиям. Факультативы. Знаешь, эти маленькие различия… У нас, тэмплтрейдеров, было одно, у вас, поэтов, другое. И в этом вопросе — я о стране говорю — то же самое. Ты думаешь, страна когда-то была другой? Тут всегда на кого-то охотились. На антихристов, на шпионов, на евреев, на диссидентов. Теперь — на врагов демократии и зоновских устоев. А культура? Мертвый сезон. Борцы за идею. В Бодинете да в этих толстых журнальчиках такое творится, что мама дорогая. И никакого смысла. Perestroyka! А чего перестраивать? Я думаю, Олег, из народа просто вышло подсознание.
— Подсос… Чего вышло?
— Поды-созы-онание. О небо! ужас! ужас!! Сдается мне, что отрок сей не верит в тайну поц-сознания! Скажи мне, брате, ведь недаром ты не веришь в соц-познание, как верю в него я?
— Отнюдь.
— Увы мне! Кара тяжкая десницею ложится! Яко удесною цевницею и чреслами по персям днесь проползеша! И чем же, брате, восперделось верушке твоей? Заговор ли демонов?
— О нет, все проще. Ибо спецсознание, на кое так упирают фрейд-аборигены в голубовных проповедях своих, есть просто некая память. Вот, например, тебя псина цапнула, а ты ее не пнул, и этот диссонанс отложился у тебя в памяти, стуча в твое сердце. Твое несчастное эго. А если ты попадешься в лапы психолога, то придется тебе пинать бедную псину.
— Собачку жалко… А что же, коллега, есть иные способы?
— Забыть.
— Забыть… Оно, конечно, можно. Только ведь повторится все. Подумай о себе. Достоевский помер в нищете — после обыска, Толстого прокляли, Бродского и Шагала презирают до сих пор, Есенин повесился, Мандельштам спятил в тюрьме, Бунин сбежал в нищете, Блок спился… Ну, вспомни: хоть одна чистая душа смогла здесь выжить? Это тюрьма. Была и остается тюрьмой. Потому тут все так мечтают о воле. Национальная идея. Idee fixe. Но как ты все это объяснишь? Кто мечтает о воле? Порабощенные dasa?
— Нет, как раз наоборот. Dasa[16]
уже давно залезли в высшую касту. И все соглашаются с их пребыванием там. А им просто плевать на нас с тобой. Все, что мы тут говорим, для них в общем-то брехня. Типа, сидим тут, рюхаемся. Вот, a propos, интересное это слово: брехня. Корень brih, арийский. Но если у индусов он остается в Брахме и браманах, то есть — расширение, рост, святое слово, то у нас что-то совершенно другое. Собачье что-то. Брехать. Издавать много звуков попусту. Славяне слишком рано оставили жрецов. То ли воевали много, в отличие от арьев, то ли климат был хреновый, а это факт, и приходилось им заботиться лишь о хлебе насущном. Итог — никакой философской мысли. Сказки?.. Сказки не сохранили и десятой части мифов. Чем они могли осмыслить мир? Через что? А они говорят — духовность. Спохватились.Типа, нас татары задрочили, не давали развиваться четыреста лет. Я думаю, бред все это. Они задвинули жрецов сразу ниже всех. Где жили волхвы? На отшибе, в глуши, в чащобе. Ну да, в Индии тоже были лесные отшельники, но не все же. Многие стояли у трона и выше. И вдохновляли народ царя на развитие. А что касаемо Руси, то вот результат: ни мысли, ни значительных побед вплоть до Куликова поля, да и там было неясно, кто победил. Трудно определить, кто победил, а кто нет, если весь противник не вырезан, или не побежал стремглав. А татары не побежали. В Индии — там воевали идеи. Шакьямуни был из варны воинов. И он был, кажется, не один.
За стеной взорвались бравурные звуки. Егор медленно поднялся. Прицелившись, пнул стену ногой и на одном дыхании крикнул:
— Как ты затрахал своей рекламой!
В соседней квартире наступает тишина, прерываемая матами. Егор садится на корточки. После некоторой паузы сверху салютом в перевернутые небеса падает, разбиваясь, кусок штукатурки.
— Пни еще. Может, он явит себя.
— Да все и так ясно. Карл Маркс. Прибавочная стоимость.
— Вот мы пьем московскую водку, кто-то в Москве — финскую, а кто-то в Хельсинки — текилу, и так далее. А у дедушки — самогонный аппарат, и Карла Марса ему по хрену. Экономика ущербна по своей природе.
— Но сахар ведь он где-то берет? Хохляцкий? Кубинский?
— Дедушка возделывает почву и гонит на родимой свекле. Это немножко хлопотно, зато полная герметичность процесса. Самодостаточность. И лупить копытом в стену он не будет. Он же вне системы. Откуда привязанность? Откуда агрессия? Откуда грех? И на фига ему горбатиться на других, чтобы получить билеты-посредники, если у него все free?
— Стоп. А самогонный аппарат? Он сам его сделал?