Дыхание

— Если бы он пил только воду — а это вполне реально, если ты помнишь — то на фиг бы ему тот аппарат? Пил бы молоко. Коровку завел.

— А одежда?

— Если выкинуть из головы все модные журналы, то хватит и самого малого. И никакой синтетики и семантики. Я о хлебе насущном… Деньги — это морская вода, она не утоляет жажду. Карма почему работает? Потому что все — ворованное. И хорошее, и плохое. Нет у нас тут ничего. А ты не воруй, и тебя не посодют… Иди с пустыми руками.

— А чего это оно ворованное? Я что, не вкалывал?

— Ты кусок мимо рта проносишь. Нужно Ему возвращать, кто дал тебе все это.

— Вот это, брателло, тюрьма.

— Тюрьма — только в твоем воображении. Ты начинаешь думать — и возникает тюрьма. Сон в пылающем тереме. Вся пища — это крепкий чай, чтобы проснуться, чифир, если хочешь, а ты предпочитаешь тазепам. И чтобы купить его — ибо он на ветках не растет, а сделан искусственно — ты…

Егор поймал эту фразу за хвост.

— Тьфу, бля… Так почему ты такой бедный, если ты просек систему?

— Много тазепама закачали. Пока не очнулся.

Егор окаменел.

Зеркальные щиты Медузы Горгоны. Единственные зеркала в этом доме. Тор, возьми свою кувалду и шарахни по башке. Отсеки все лишнее.

О рассыпающийся мир… Он тает, тает…

— С одной стороны, все, что мы тут имеем в виду, безадресно, — продолжает Егор. — Но адресат есть. Латентный.

— То есть объект — это субъект, претерпевший воздействие рекламы?

— К которому приделали имиджевый пропеллер.

— Стать невидимкой — мечта вора. Но у вора тоже есть имидж.

— Это оттого, что они не могут расствориться в воздухе. Псих такой.

— Нужно атаковать невидимое. Только это спасет мир.

— Но для этого нужно потерять имидж.

— Утоли свою жажду.

Пара глотков, хруст огурчиков.

15

Наступает бесполезная тишина. За окном шатаются деревья.

— Вначале не было ничего, и ничего тоже не было, — задумчиво вползает Егор в тишину. И после непродолжительного вздоха добавляет:

— Как-то все безвыходно, что ли… Ты, кстати, замечал, что в автобусе на одной двери написано «вход», а на другой — «выход»? Я вот только сегодня обратил внимание… Во маразм… Exit. А как будет «вход»? Init?

— Это одно и то же.

— И это выход.

— Ну и как вывести народ? Из плена египетского? — щурится Егор. — Народ зажат и взрывоопасен, но не взрывается, что характерно. Ладно, если бы пытался убежать куда-то, в какую-то мечту, так ведь не бежит. Максимум — квасит. Ну, не считая космонавтов-героинов. Народ — он за тех, у кого сила. Он ожидает помощи извне. Но представь, если бы Христос пришел сейчас. Его бы сначала оттрахали, потом отдали в аренду, потом продали на органы, а учение сперли. В общем, теплый безотходный прием.

— И кто из нас отрицательно заряжен? Закутяне — хорошие люди. Их даже не испортил квартирный вопрос. А ты видишь везде только то, чего боишься.

— Нет, я не говорю что все такие. Твоя grandma была добрая женщина. Я помню каждого, кто толокся в ее гостиной. Типа интеллигенция. Бультерьеры из Конотопа. Эти точно Москву не оставят. Такой сочный кусок мяса. А твоя бабуля поила их чаем с конфектами и верила, что большевики испортили Москву, и людям теперь недостает душевного тепла.

— Она была настоящая москвичка. Сколько их осталось?

— Да ни фига не осталось. Пьяное место. Гран кильдым. И потом: ты хочешь сказать, что квартирный вопрос тебя не испортил?..

Егор существовал в Москве в бабушкиной, а позже на меня записанной квартире. Я сам бывал там пять или шесть раз в своей жизни, когда на каникулы меня отправляли к прародительнице по материнской линии. Я воспринимал ту квартиру в районе какого-то вокзала, кажется, Киевского, вместе с бабкой как странный заповедник дикой природы. С бабкой интересно было поговорить, поскольку она в свое время получила гуманитарное образование. В целом о Москве у меня не осталось связных воспоминаний. Лето, аллея, тяжелые дома. Я продал квартиру пять лет назад, о чем не жалел и минуты. Денег хватило на совершенно неповторимый период. Таких уже не будет.

— Просто ты, Егор, напрасно туда поехал. Не по сеньке банька. А если влез, то надо было париться покрепче. До посинения. Глядишь, и получилось бы что-нибудь.

— Мне?! Да тебя ненавидит вся Москва и гости столицы, не считая тех, у кого нет решимости и денег на билет.

— У меня нет и не может быть претензий к Москве. Кто я такой?