Дым

Потом: след. Нет, не тот, по которому я шел. След другого. Моего кузена, моего двойника. Но насколько иначе я воспринимаю его дым сейчас. Там, где раньше я усматривал соперничество, я вкушаю обещание; там, где видел ненависть, предугадываю близость. Но до чего же он мал и непрочен, этот клочок дыма, до чего обескровлен сомнением и умеренностью; как далек от того момента, когда мы стояли на ринге и пробивали дорогу к душам друг друга. Я хочу найти его, пробудить его истинную природу. Хочу вкусить его, завладеть им, вползти в его шкуру. Поглощение, осмос. Каннибализм. Плоть от плоти моей, дым от дыма моего. В боли и ярости мы станем одним целым.

Но — порядок, порядок! Человеческий мир имеет логику. Причинно-следственную связь. Мир дыма не таков. Ноумен — вещь в себе. Кант? Я — аватар дыма. Его пророк, его жрец, его монах. Я…

Порядок!

Первым делом. Первым делом я прихожу в Лондон. Потом появляется след. Слишком слабый, чтобы идти по нему. Бегу, сбиваюсь. Церковь, река… отвлекся.

Потом Себастьян. Я помню, где он живет. Я словно всплываю из мрака океана: заново учусь быть человеком. Учусь планировать. Помнить. Думать предложениями, словами. Все это против моей новообретенной природы: мой рот — на уровне воды, сердце, легкие и печень — в волнах. Левиафан кружит у моих ног. «Ридженси». Гостиница для джентльменов; портье у двери. Во рту у них леденцы. Ливрея усыпана лондонской сажей. Номер 14. Себастьян, Эштон, Ашенштед, дым, сажа и пепел.

В его комнате не горит свет, за окном — никакого движения. Не важно; я жду. Наступает ночь. Себастьян возвращается. Его касался дым другого

, проник в его одежду. Едва уловимый след. Я мог бы остановить его при входе и заставить говорить. Но лучше подождать. Пусть приведет меня к нему. Себастьян поднимается наверх и зажигает свет. Это видно с площади. Вот тогда я выясняю, что наблюдаю не я один. Сначала двое, потом больше, головы задраны — все смотрят на его окно. Мужчины в длинных пальто, с дубинками на поясе. По одному у каждого выхода с площади. Нас они замечают вскоре после того, как я замечаю их. Наверное, у них есть описание: убийца Ренфрю, находится в розыске. Джентльмен и его собака. Им удается поймать Нотт; меня они тоже видят, но не решаются схватить и позволяют уйти. Страх. Почуяв его запах, я сбегаю и продолжаю наблюдать, скрывшись за толпой.

Нотт они захватывают без труда. Она больна, моя Нотт, сломалась после Ренфрю. Мой запах изменился, она подозрительно принюхивается ко мне, больше не уверенная в хозяине. Держится на расстоянии, всегда в шести шагах позади. Отверженная тень, что гонится за воспоминанием о любви. Голова опущена, хвост поджат, одинокая. Надо было раньше избавиться от нее. Но от старых привычек трудно отказаться.

Четыре человека окружают ее, раскинув руки. Тут же собирается толпа, жадная до зрелищ. Толпа отделяет меня от происходящего. Я наблюдаю издали. У одного из обладателей дубинок — особый запах. Ломать собаке лапы нет надобности, но он все равно это делает, дым поднимается от его щек, словно румянец, переходящий в пожар. Он светловолос и худощав, но очертания рта заставляют меня вспомнить о мистере Прайсе. Человек с явными задатками; сержант в этом отряде головорезов. Они тащат Нотт в поджидающий их экипаж. Один уезжает с ней, остальные продолжают наблюдение. Терпеливые, выжидающие, глаза приклеены к окну на втором этаже. Я остаюсь вне поля их зрения, прячусь в начале проулка.

Мы ждем.

Себастьян выходит до рассвета. Все выстраиваются за ним в линию, которая тянется через всю улицу. Я замыкающий. Мне сразу понятно, что он их заметил: за ним тянется нить дыма, нить страха и сопротивления, слишком слабая, чтобы углядеть ее, ориентир для моего носа. До чего легко он отрывается от всех нас. Идет на работу, держа в руке чемоданчик. Городская канализация. Я заплатил за ее строительство, изучал планы. Перед проходом в стене — будка охранника. Себастьян исчезает в ней. Преследователей охранник не пускает.

Есть и другие входы. Я долго ищу тот, который не охраняется, перебирая в уме аккуратно нарисованные линии. Внизу я обнаруживаю то, что он строит. На моем пути встают железные прутья решетки, но я проскальзываю сквозь них. Мать лгала мне. Возможность для вложения капиталов, говорила она, своего рода виноградник, на котором созревает урожай. Рудник, нефтяная скважина. Грязная яма. Еще одна ложь. Еще одно предательство.

Сколько их уже было?

Во мне растет ярость, пробуждается безумие. Я покидаю мир слов. Дэниел и Стивен из Донегола шагают со мной, между ними — Ренфрю. Мистер Прайс держит лампу. Зеленая плитка, термы Каракаллы. Комната за пределами законов физики. У света здесь нет пламени; прошлое поворачивается к настоящему. Я купаюсь, я кормлюсь. Мой живот раздувается, но руки и ноги слабы.

Порядок!