Дым

Она поднимается на площадку и начинает обходить Чарли, но потом останавливается в нескольких дюймах от него. Наклон ее головы — поразительное сочетание смыслов. В нем и скромность, и сила. Городская грязь припудрила тончайший пушок на щеках.

Тонкая карандашная линия дыма поднимается от Чарли, светлая и серая. Он рад этому. Ливия узнает, что́ он чувствует.

Она смотрит на него не мигая, открывает рот, пробует на вкус его дым, пробует его самого; протягивает руку и сплетает свои пальцы с его пальцами.

— Кого ты любишь?

Чарли задает вопрос и видит, что Ливия улыбается. Что сказал бы на его месте Томас? Но в этом-то вся суть: Томас не стал бы спрашивать.

— Тебя, — отвечает Ливия. — Его. Обоих.

— Да. Но его ты любишь как невеста. А меня — как сес…

Порозовев, она перебивает Чарли, недовольная тем, что он облек в слова ее чувства:

— Все не так просто. — Ливия фыркает, делает шаг вперед, целует его. — Вот! Я училась дымить.

Не столько поцеловала, сколько клюнула или даже укусила: сжала его губы своими, потянула и подержала так один миг. Они обменялись дымом, обменялись эмоциями — тоской, смятением, торжеством, страхом. От кожи к коже, из легких в легкие. Потом Ливия обходит его и открывает дверь.

В коридоре стоит взволнованный Грендель с кашей для Маугли на подносе.

Чарли наблюдает за кормлением. Мальчик не притрагивается к ложке: сидит с открытым ртом и позволяет Гренделю положить ему на язык горку каши. Он жует ее медленно, утомленно вздыхая; взгляд узких глаз равнодушен и холоден.

Когда миска уже почти опустела, мальчик, держащий очередную порцию каши на языке, вдруг наклоняется и выплевывает ее под ноги Гренделю. Это намеренное действие, проверка: на маленьком смуглом лице — надменное выражение, тело напряжено и готово к атаке. Грендель опускается на колени, убирает еду с пола, предлагает Маугли еще одну ложку каши из миски. Но ребенок уже отошел и закутался в одеяло. Все это Чарли видит в замочную скважину. Когда Грендель поворачивается, чтобы уйти, мальчик смотрит ему вслед. Интересный взгляд: подозрение, к которому примешивается зарождающееся доверие. Чарли отходит от двери как раз в тот миг, когда Грендель открывает ее.

— Можно мне войти к нему? — спрашивает Чарли, но Грендель качает головой:

— Мистер Себастьян не хотел бы этого.

— Почему вы повинуетесь ему?

— Мальчик напуган, — говорит Грендель. — Вы добры, но все равно встревожите его. А со мной он спокоен: знает, что я не буду дымить. Даже когда он кусается. Он чует, что я безвреден. До самых костей.

Чарли понимает, о чем речь. От Гренделя что-то исходит. Святость. Отсутствие. Этот человек не знает, что такое грех.

— Значит, Ливия все-таки права. Вы ангел.

Грендель мнется.

— Боюсь, я один из тех ангелов, что стояли на краю небес, смотрели вниз и мечтали о падении.

Томас приходит поздно. Найти вход в подземную канализацию оказалось не так просто, как он рассчитывал; трудно было установить соответствие между приблизительной картой и городскими улицами. В конце концов он случайно заметил проезжавшую карету компании Эштона, побежал за ней и попал на строительную площадку. Там Томас прокрался в один из туннелей на несколько сот ярдов, пока его не прогнал мастер. Он успел увидеть лабиринт коридоров и механический насос размером с дом, выкачивавший воду в гигантский колодец. Ничего похожего на бассейны, помеченные на схеме бледными прямоугольниками, ему не встретилось.

— У нас заканчивается время, — повторяет он. — Прошло сорок восемь часов с тех пор, как Маугли инфицировали дымом. Еще один день, и он начнет меняться. Нужно успеть узнать, что она замышляет.

— Давайте пойдем туда сегодня ночью, — предлагает Чарли. — Придется взять его с собой. На тот случай, если мы не захотим возвращаться.

Томас и Ливия сразу же соглашаются. Они по горло сыты ожиданием. Чарли приходит в голову, что революцию можно начать — или подавить — из одного только желания двигаться, делать хоть что-нибудь.

— Маугли под замком, — напоминает им Ливия. — Но у Гренделя теперь есть ключ. Я поговорю с ним.

Чуть позже мальчики видят, как эти двое беседуют. В этот вечер Гренделя легко застать одного: леди Нэйлор чем-то занята и сидит у себя в комнате. Они разговаривают шепотом, наедине, в конце коридора; Ливия держит Гренделя за руку. У него такое доброе лицо, на котором так часто появляются румянец и нервные улыбки, что только по поджатому подбородку Ливии можно догадаться о напряженном течении беседы.

— Ну что, он поможет нам? — спрашивает Томас, едва Ливия подошла к ним.

— Конечно же!

— И он не…

— Он дал слово, — отрезает она и гневно уходит, предоставляя Томасу и Чарли вдыхать ее дым. Оба принюхиваются к нему, как брошенные щенки.

— Задавала, — постановляет Томас.

— Но такая красивая.

И на мгновение они забывают — почти, — что ради ее благосклонности им суждено драться на дуэли.