Дым

Они остаются вдвоем в тишине, Томас и Чарли. Ноги широко раскинуты на полу. Так же они сидели и в школе, только за спиной сейчас сырая стена, а не прохладный кафель умывальни. До чего же хорошо, думает Чарли, чувствовать плечом плечо друга. Они как родные. Чарли сидит со стороны целого уха Томаса. Наверное, шептать в обрубок было бы не так просто.

— Я тут размышлял, — говорит Чарли, — о том, что сказала леди Нэйлор. Получается, у нее самой есть связи с сигаретной фабрикой. Иначе откуда ей знать, что лечебницы для душевнобольных продают фабрике сажу пациентов.

— Думаешь, она владеет фабрикой?

— Нет. Тогда ей не пришлось бы брать деньги в долг.

— Значит, владельцы — Спенсеры.

— Да, они и еще несколько семейств. Сигареты и леденцы. Опора Империи. — Чарли сплевывает, чувствуя, что его дыхание темнеет. — Забавная это штука, жадность, — продолжает он. — Она не вызывает дыма. Представляю, как бьются над этим вопросом наши теологи.

Томас разворачивается к нему лицом, кладет руку Чарли на плечо.

— Не становись озлобленным, Чарли. Тебе это не идет.

Чарли старается. Это трудно, как он понимает чуть позже. Раньше ему никогда не приходилось стыдиться того, что он Купер.

Когда они ложатся на тюфяки, Томас задает еще один вопрос. Задает мягко, бережно опуская слова в двухфутовое пространство, разделяющее их:

— Ты говорил с Ливией?

— Еще нет.

— Поговори. — И дальше: — Ей тебя не хватает.

— Не надо, Томас. Я благодарен тебе, но не надо.

В ответном восклицании Томаса — искреннее недоумение:

— Господи, Чарли, разве ты не видишь, какой у нее дым? Не понимаешь по запаху, что́ она чувствует?

На следующее утро Себастьян является еще до рассвета. Он очень спешит — стоит на пороге и отказывается снять пальто. Все, что ему надо, это поговорить. Когда заспанный Чарли, которого разбудил настойчивый шепот, выходит в прихожую, то видит Гренделя и ничуть не удивляется, что тот участвует в совещании. Разумеется, Грендель ничего не говорит, только слушает Себастьяна, держащего его за руки. Судя по интонации, Гренделю дают инструкции, но слов не разобрать. Леди Нэйлор тоже там — держит докторский саквояж Себастьяна, довольно тяжелый, так что высокая женщина согнулась под его весом. Из кухни на них смотрит миссис Грендель. Как и Чарли, она стоит слишком далеко и не может слышать, о чем идет речь. Взгляды миссис Грендель и Чарли встречаются, и она манит его на кухню.

— Что такое? — спрашивает он, когда кухонная дверь закрывается за ними.

Миссис Грендель, повернувшись к нему спиной, тянется к глиняному горшку на буфете.

— Леди Нэйлор посылала меня вот за этим, — отвечает она. — Вчера. Пришлось пройти не одну милю, чтобы добраться до лавки, где меня не знают. Она не хотела, чтобы мое внезапное богатство бросилось в глаза.

Она берет в руки ладонь Чарли и вкладывает туда коричневый липкий кубик. Сахар.

— Ешьте, — говорит она. — Вам надо поправиться, ишь как исхудали-то.

Чарли сует сахар в рот и спрашивает, еще не справившись с взрывом малоприятного влажного вкуса во рту:

— Что говорит Себастьян? Что-то случилось?

— Не знаю, — отвечает она и берет кусочек себе. — Доверьтесь Гренделю.

Ее язык перекатывает липкое лакомство, стремясь извлечь из него сладость, а Чарли не знает, насколько он готов доверять их хозяину.

Вскоре Себастьян уходит. Минуту спустя у входной двери появляется Ливия, которая выскальзывает из дома так быстро, что Чарли не успевает ничего сообразить. Только один быстрый взгляд, пока за ней закрывается дверь. Немой вопрос. Движение — пожатие? — плеч.

И ее нет.

Чарли сует ноги в ботинки и выскакивает следом, но Ливии уже не видно. На улице толпа народу, мусор, обрывки тумана. В их комнате все еще не проснувшийся Томас вздрагивает во сне.

Ливия возвращается к обеду, когда Томас уже поел и ушел искать вход в городскую систему канализации. Чарли предлагал составить ему компанию, но было решено не выпускать леди Нэйлор из виду. Оно и к лучшему: у Чарли есть время собраться с духом. Теперь нужно только, чтобы Ливия вернулась раньше Томаса.

Наконец слышны шаги Ливии на лестнице. Чарли, ждавший этого, выскальзывает на крошечную площадку, чтобы перехватить ее там. С утра лил дождь, Ливия промокла, волосы прилипли к голове и лицу. От этого уши кажутся большими, с тонкими и бледными краями, точно сделаны из костяного фарфора. Куртка рудокопа, широкая в плечах, обвисла под тяжестью дождевой воды и грязи. Чарли не может насмотреться. Он хочет сказать, что все простил, что не будет стоять на их с Томасом пути, что Ливия не виновата в том, как сложились обстоятельства, и вообще сейчас есть вещи поважнее. Он хочет прикоснуться к ней, взять за руку — как друг или брат, — прижаться лбом к ее плечу.

— Ты следила за Себастьяном, — говорит он.

— Да. И узнала, где он живет. В гостинице, недалеко отсюда. Я подумала, что это может пригодиться.

— Хорошая идея.