Дым

Перед тем как уйти, Чарли делает шаг к Ливии. Томас отворачивается и погружается в изучение своих ботинок. Дает им возможность побыть наедине. И все равно прощаться нелегко. Они не знают, как это делается. Они никогда не прикасались друг к другу при свете дня.

В конце концов Чарли протягивает ладонь. Ливия смущенно вкладывает в нее свою. Так могли бы вести себя незнакомцы во время случайной встречи, только они не убирают руки, а продолжают стоять так — тонкие пальцы Ливии в пальцах Чарли. Ему хочется поцеловать их. Но она отдергивает ладонь раньше, чем он успевает поднять ее к своим губам.

— Слишком грязная, — шепчет она, с отвращением глядя на почти черные пальцы. — Будь осторожен, Чарли.

— И ты тоже.

Настает черед Томаса. Чарли подходит и садится на землю рядом с ним.

— Присмотришь за ней, ладно? Вместо меня.

Томас кивает, но его взгляд мрачен. И в нем таится страх, который Чарли не в силах понять.

— Все-таки должен ехать я, — говорит Томас.

— Мы же решили. И так правильнее.

Томас бессильно пожимает плечами:

— Будь осторожен с Ренфрю. Не рассказывай ему всего.

— Я скажу только то, что могу. Мы дали леди Нэйлор честное слово. Обещали не распространяться о том, что видели. Может, она заговорщица или злодейка. Но наше слово — это наше слово.

Он обнимает друга, встает и уходит.

Напрасно Чарли беспокоился о том, что будет выделяться на фоне других в маленьком поселке при грузовой станции. На единственной улице полно странных людей, одетых в самые разнообразные и почти всегда грязные наряды. Тут и женщины, молодые и старые, и шайка сорванцов, забрасывающих друг друга камнями. Ремесленники, торговцы, безработные рудокопы. Босой молодчик, тянущий под уздцы осла. Здоровенный шотландец в шинели, осыпающий небеса пьяной руганью с сильным акцентом. Чахоточная женщина, тощая как палка, продающая обугленные куски мяса на косточках, которые она готовит тут же на жаровне, установленной на обочине дороги. Попрошайка в одном балахоне, выставляющий свои культяпки перед каждым прохожим.

Где люди, там грех. Чарли испытывает потрясение, когда до него долетает запах дыма. Целую неделю он не ощущал его. Чем ближе он подходит к станции, тем заметнее и гуще облака дыма: они плывут по ветру, посыпая строения сажей. Чарли вдыхает этот запах и чувствует, как в нем растет раздражение. Трудно жить в этом мире, не сжимая кулаки.

Неожиданно оказывается, что достать место до Оксфорда очень просто. Какой-то человек зарабатывает, продавая билеты в товарняки — в открытую, сидя за столиком прямо на платформе, словно обычный кассир. У него несколько подручных, все крайне сомнительного вида. Они расхаживают вдоль путей и следят за тем, чтобы никто не пытался запрыгнуть в вагон, не заплатив им.

— Мы кондукторы, — кричит один из них. — У кого нет билета, заплатит своими зубами.

У него самого зубов почти нет, и нижняя часть подбородка будто отсечена ножом.

Как и Томас, Чарли потерял бумажник вместе со всем своим багажом, когда они убегали от выстрелов. Ливия вообще не брала денег. И поэтому все их состояние сводится к нескольким пенни, которые дал этим утром мистер Мосли, отсчитывая монеты и кладя их в грязные ладони Чарли.

— Без них далеко не уедете, — заявил он, когда они захотели было отказаться.

Перед тем как разойтись, они поделили деньги пополам, рассудив, что Чарли придется проехать на поезде два раза, а Томасу и Ливии — только один. Теперь при виде продавца билетов Чарли тревожится, что денег не хватит, и протягивает ладонь с монетами.

— Сколько?..

Тот смотрит на него, фыркает, сгребает все деньги разом и лишь потом спрашивает:

— Куда едем?

— В Оксфорд.

— Окс-фьорд, — продавец передразнивает Чарли, подражая его акценту. — Так ты из «Окс-фьорда». Из богатых? Сынок бюргера в бегах, как я понимаю. Не иначе как пороли тебя мало. Или влюбился в девицу неподходящую. Тебе-то, небось, подходила? — Он делает такой непристойный жест, что Чарли краснеет до корней волос. — Надо было убегать с полными карманами, сынок. Ну да ладно, тебе повезло. Поезд где-то через час. Любой из пяти вагонов — твой. Двери будут открыты. Если тебя поймает станционный смотритель, допустим, в Оксфорде, скажи, что путешествуешь экспрессом. Он тебя не тронет, не бойся, ему хорошо заплатили.

— Спасибо.

— А, ерунда. Нравится мне это — услужить при случае какому-нибудь барину. А теперь иди, иди, я тут работаю.