Они действительно проскочили на старом разогреве — не были любителями температур, при которых плавится металл — это раз, и два — обладали инженерной хваткой, умели, не в пример нынешним выпускникам вузов, считать. Считать не только метры и килограммы, лошадиные силы и атмосферы, но и банные градусы, поэтому прикидка их получилась точной, вышли они, довольные баней и паром, который не выжигал глаза.
— Опля! — сказал отец Алексей. — Не думал, что на одной закваске можно два пирога испечь. Можете взять с полки по бутерброду.
— Ну как проходит помывка, отец Алексей? — выглянув в коридор, поинтересовался Ронжин.
— Помывка закончена на высоком нравственно-моральном уровне, товарищ подполковник, — ответил Курахтин, — участники готовы хором исполнить песню «Как провожают пароходы, совсем не так, как поезда»…
— Запирай баню на замок, святой отец, и без нашего с тобой благословения ключ — никому.
Товарняк, к которому прицепили их вагон, оказался лихим — шел без остановок, видимо, машинисты получили указание гнать свои машины до тех пор, пока не кончится горючее.
Впрочем, оказалось, что товарняк их тянут не тепловозы, а электровозы, которым горючки не надо — пока есть ток в проводах, машины будут крутить колеса.
— Не боись, товарищ командир, чужие люди в баню не попадут, — прокашлял Евстигнеев из своего купе; после работ на «горячем фронте» в туалете, он, основательно пропотевший, попал под сквозняк и обзавелся «персональным» кашлем.
— Эх, пивка бы, — проговорил отец Алексей, с задумчивым видом почесав темные кудри, затем хлопнул себя по тугому «профсоюзному мозолю», — да нету.
— Как в побасенке про язя, — хрипло хохотнул Евстигнеев. — Язя есть нельзя. А почему? Да нету!
— Я тут как-то видел, на станции машинист электричество продавал, — сказал отец Алексей. — Недорого. Старухи брали ведрами, тащили домой… А что, если экономно пользоваться, можно пять дней обогреваться, освещаться, даже холодильник будет работать. И стоит копейки, меньше, чем в местном электроснабжении. Только бабки никак понять не могут, что ведра лучше брать пластмассовые, а не железные. Железным можно здорово обжечь руки — ток-то бьет! Я одного мужика знаю — обжег себе руки до костяшек.
— Может, нам ООО организовать и всерьез заняться продажей электричества? — предложил Евстигнеев. — Поставим это дело на конвейер, будем зарабатывать деньги, конторе присвоим имя Чубайса…
— Можно организовать, — отец Алексей не удержался, хмыкнул, — можно присвоить этому ООО имя Чубайса, — он махнул рукой, по лицу его проползла брезгливая тень. В следующий миг он добавил решительно: — Нет, не хочу играть в эти игры! ООО свое крутите без меня.
— Извини, святой отец, — засуетился, выбираясь из своего купе, Евстигнеев, — не хотел тебя обидеть…
— Ты не меня, господин хороший, обидел, ты всех русских людей вознамерился обидеть. Аккуратнее будь с вопросом о Чубайсе.
— Еще раз извини.
— Слушай, отец родной, — вмешался в разговор сосед Евстигнеева по купе жилистый седоволосый Сергуненко, инженер из Выхино, с тамошнего хлебозавода, — а как же так получилось, что тебя взяли на сборы? Ведь попов в армию не берут.
— Еще как берут, — отец Алексей хмыкнул весело, пальцами расправил аккуратно подрезанную бороду, — очень многие попы отслужили срочную, есть офицеры, у меня напарник отец Михаил — подполковник, например… В Киеве окончил высшее инженерное училище связи. Знаю десятка три случаев, когда священники в наши дни выезжали в армию, к своим прихожанам, которые служат срочную…
— Самое лучшее, что смог сделать Ельцин за годы своего правления — приблизить церковь к государству, — сказал Евстигнеев, — снял дурацкие барьеры, которые существовали при советской власти…
— Советская власть, ежели разобраться, была не так уж и плоха, — произнес отец Алексей уверенным тоном.
— Слушай, батяня, первый раз в жизни вижу, чтобы священник ехал на военные сборы, — выхинский инженер озадаченно наморщил лоб, — военкомат что, не мог оставить тебя в покое?
— Мог, да только зачем? Мне, например, очень даже интересно, что ныне делается в армии.
— А какая у тебя, отец, военно-учетная специальность?
— В армии, когда служил срочную, был поваром, а сейчас — политработник.
— Политработник? — Евстигнеев удивленно вскинул брови.
Отец Алексей посмотрел на него внимательно и отвечать не стал.
Поезд продолжал идти на восток — все также без остановок, слаженно и четко постукивая колесами на рельсовых стыках.
— Товарищ подполковник, скажите, от Хабаровска до Харбина далеко будет? — задал отец Алексей неожиданный вопрос.
— До Китая? — Ронжин неопределенно приподнял одно плечо. — Да рядом.
— Самолеты в Харбин ходят?
— Этого я не знаю. В Хабаровске можно узнать. Что, в Китай потянуло?
— Не то чтобы очень, но интересно все же.
— Народ ездит, хвалит.
— Я вот думаю, не слетать ли в Харбин, не купить ли там осла?
— Осел-то зачем?
— В Москве может пригодиться. Да и двуногих коллег у него там завались. Скучно не будет.
— Ну и батяня! — Ронжин то ли восхищенно, то ли удрученно покачал головой. — Ну и…
— Чего «ну и…», товарищ подполковник?
— Выдумщик великий.