Дымовая завеса

— А без выдумки жизнь бывает серая, как старый дырявый носок.

— Эт-то верно… — подполковник невольно вздохнул.

— А, с другой стороны, зачем мне осел из Харбина, который, вполне возможно, даже русского языка не знает? — задумчиво наморщил лоб отец Алексей. — А? Мороки с ним ведь будет много. В Москве его надо будет поставить на учет в ГАИ, каждый год оформлять обязательную страховку, гараж нужно будет снимать, иначе ведь угонят осла, товарищ подполковник… А? — лицо у отца Алексея продолжало оставаться задумчивым, одновременно оно обрело некое невинное, почти детское выражение — своим видом отец Алексей мог обмануть кого угодно — обмануть и завести в глухой угол.

— Сигнализацию на осла надо будет ставить, — добавил он, — реветь по ночам начнет почем зря, на каждое нечаянное прикосновение станет реагировать, — в общем, хлопот наберется столько, что из носа пузыри полезут. В метро с ним вряд ли пустят. Да и при переезде через границу обязательно возникнут сложности… Как пить дать, скажут: ты, мол, — отец Алексей стукнул себя кулаком в грудь, — можешь пройти через этот контрольно-пропускной пункт, осел же — только через соседний КПП. А на соседнем КПП осел, смотришь, уже политическое убежище получил, считается индивидуальным предпринимателем и собирается выдвигать свою кандидатуру в Государственную думу. Не-ет, надо три десятка раз обдумать все, обглодать до корней, прежде чем купить в Харбине осла, — отец Алексей снова потеребил пальцами свою аккуратную бородку и произнес со вздохом: — Можно, конечно, купить осла, но только игрушечного — куклу с хвостиком…

Пока отец Алексей выступал, около него собралась толпа — офицерам запаса было интересно знать, что собой представляет современный поп. Судя по лицам, отец Алексей не разочаровал их, скорее наоборот и, глядишь, что кое-кто из них, вернувшись домой, сделает первый шаг к церкви…

Товарняк дотянул вагон едва ли не до Иркутска, остановился лишь на небольшой станции, два усталых разгоряченных электровоза уступили место свежим машинам, те потянули состав дальше — видать, где-то его слишком сильно ждали, поэтому железная дорога и проявляла такую редкостную прыть.

Вагон с офицерами запаса отцепили.

Снова подполковник Ронжин пошел на поклон к начальству, но местный железнодорожный руководитель чин имел маленький, помочь ничем не мог.

Оставалось одно — уповать на милость Божью и ждать…

Простоял вагон на той, мало кому ведомой станции четыре дня, простоял бы еще больше, если бы не настойчивость Ронжина, который уже всех допек на железнодорожной дистанции, каждый час звоня по телефону начальству, расположенному в разных углах огромного сибирского пространства, и добился своего — пассажирский вагон с офицерами запаса пристегнули к очередному товарняку, и дружная команда двинулась дальше.

— М-да, уж лучше позже, чем никому, — неожиданно мрачно выступил по этому поводу Евстигнеев.

— В конце концов все не так уж и плохо складывается, — добавил отец Алексей.

В Иркутске в вагон забрались рыбоноши — три дорого одетые девчонки, украшенные золотом — видать, рыбачки эти неплохо зарабатывали. Девчонки торговали золотистым, пропитанным вкусным дымом омулем — самой знаменитой и самой вкусной байкальской рыбой.

Вагон офицеров-запасников мигом пропитался копченым рыбным духом, у народа тут же потекли слюнки.

— Почем товар? — спросил у девчонок Ронжин, он был человеком опытным, уже покупал легендарную рыбку, сладко тающую во рту.

Цену за товар девчонки запрашивали вполне божескую: пять небольших омульков заводского копчения стоили сто рублей, омуль домашний, с деревянными распорками по брюшку (копчение — горячее) стоил от двадцати до двадцати пяти рублей штука. Если брать пять хвостов, то цена в общем-то будет та же самая, что и за рыбу заводского копчения.

Через десять минут копченым омулем пахнул не только пассажирский вагон — пахнул весь поезд.

Далекая станция Сковородино постепенно становилась реальностью, скоро он увидит ее.

А омулем они полакомились славно, Широков давно не получал такого удовольствия.

Утром отец Алексей проводил «политчас» — читал собравшимся вслух газету, купленную на станции, познакомившей их с нарядными красивыми рыбоношами. Широков только сейчас понял, что красивы рыбоноши были особой красотой — среди них были полукровки, так называемые гураны, полурусские-полубурятки с ласковыми черными глазами и волосами цвета воронова крыла, с гибкими подвижными телами, — ни одной разъевшейся девушки, какие с избытком водятся в Центральной части России.

Прочитав вслух — на всех — очередную заметку, отец Алексей озадаченно покачал кудрявой темной головой:

— При советской власти на триста миллионов человек было четыреста тысяч чиновников, и это считалось очень много, ныне же на сто сорок миллионов человек — миллион триста тысяч «синих нарукавников»… Ну не перебор ли?

— Перебор, — поддакнул ему Сергуненко, — только вот раньше чубайсов не было и это определяло все.