Дымовая завеса

Надо бы и ему иметь свою Клавдию Федоровну, такая жена — спасение для служивого человека, справляющего свой трудный долг. Не сложилась в этом смысла жизнь у Крутова: если Балакирев нашел Клавдию Федоровну, то Крутов нет. Молодые военные люди, они ведь как: увидел на танцулечках подходящую девчонку со смазливым смышленым личиком, поцеловался два раза — и сердце уже захолонуло: вот она, единственная на белом свете, необходимая до боли, до слез в глотке, до радостного стона — вот она! Отрезвление и холод приходят уже потом — не она это, к сожалению, была. И вообще редко кто попадает в десятку, вот так, с ходу, на танцплощадке! Маются потом ребята-офицеры, клянут себя за легкомыслие, а что сделаешь?

— С гуся мы имеем мало, очень мало, — подвел грустный итог Балакирев, прекратил пробовать пальцами стол: стук надоел. — Имеем труп, пропавший рюкзак и ни одного конца. Ну, хоть бы не нить, хоть бы обрывок какой! Нет обрывка, Витя…

Обрывок нашелся в тот же день: к соседу участкового уполномоченного Балакирева — такому же участковому Галахову явился посетитель. Назвался молдаванином из города Калараша, предъявил паспорт. По паспорту выходило, что все верно, живет он в Молдавии, в тихом яблоневом городе, никуда в своей жизни ранее не выезжал, работал на местном фруктохранилище бочкоделом, а потом бес дороги кольнул его в ребро, вызвал зуд, свербенье — даже челюсти у бочкодела зачесались. Убежденному домоседу, почтенному отцу семейства, у которого в доме все мал мала меньше, в том числе и жена, ее больше всех надо воспитывать, иначе б она не стала отпускать мужа; нет бы бочкоделу дома сидеть, а ему захотелось повидать мир, на людей посмотреть, себя показать — купил он туристическую путевку и засобирался на Камчатку. Одному ехать было скучно — робел он, ежился от невольного холода: Камчатка — это ведь далеко, а он никогда из своего дома не выезжал, даже в Кишинев, и считал, что за обрезью центральной улицы Ясс вообще кончается земля, дальше ничего нет — может, там вода, а может, воздух, черный провал, который никогда не пересекали люди, — и сразу на Камчатку! Да это ж подле Америки, возле самой Вашингтоны либо Нью-Йорка, — да съедят же его проклятые империалисты! Страшно было бочкоделу, поэтому он подбил в путешествие соседа — проворного и оборотистого юношу по имени Митёк. Бочкодел его так и назвал Галахову — Митёк.

Митёк знал, что к чему и что почем — почем стоят джинсы на Яшкин-стрит в Нью-Йорке — Нью-Йорка он не боялся, Вашингтона тоже, — почем расписные батики на негритянском рынке в Дар-эс-Саламе, почем огромные хлопчатобумажные боголаны в Бамако, для чего у лошади хвост, а у человека ногти, можно ли пересадить вороне голову ястреба и появится ли в ближайшее время в ясских магазинах «фуа де гра» — жирная печенка гусей, болевших циррозом, — он все знал, Митёк, в том числе и то, что на Камчатке дорогую красную икру выгребают из мелких речек и ручьев совковой лопатой.

Бочкодел поверил Митьку, продал все, что у него было, почистил свою сберкнижку и сберкнижку жены, оставил там по рублю, чтобы не закрывать счет, добавил наличные, затем поставил перед собой миску с водой, в нее накропил давленой сукровицы из лимона — чтобы не склеивались пальцы, и стал считать деньги. В бумажном ворохе у него денег набралось много. Рядом с ворохом тускло поблескивала металлическая грудка мелочи — бочкодел готовился к путешествию всерьез, он брал с собой все.

Подсчитал бочкодел и прослезился: надо же, какой он богатый! Без двадцати копеек оказалось девять тысяч рублей. Чтобы счет был ровным, он занял двадцать копеек у дочки-школьницы. С таким капиталом можно было начинать любую операцию. Митёк, несмотря на оборотистость и практическую хватку, выглядел куда жиже своего напарника.

Операция, которую они задумали, была достойна Кисы Воробьянинова: соседи решили разжиться на Камчатке дармовой икрой — желательно в упаковочке, и чтоб слово «икра» на таре присутствовало, — переместить товар в Молдавию и там продать. Если на Камчатке они купят икру за два рубля, а в Молдавии продадут за три с полтиной, то это будет ого-го какой приварок!

Ни громоздкие, с курными белыми шапками вулканы, ни горячая вода реки Паратунки, ни профилактории, против которых безуспешно выступал рыбинспектор Крутов, ни камчатские ягоды и травы, ни золотой корень, ни уха на костре и дымные гейзеры знаменитой долины их не интересовали. Интересовала только икра.

Путешественники пустились на поиски механика «бесеэл», как сообщил всезнающий Митёк, только этот механик им и сумеет помочь, — БСЛ в переводе: «большая совковая лопата». Именно «бесеэлом» и выгребают красную икру из здешних рек.