Вскоре они нашли нужного человека. Механик был обаятелен, говорил мудро и красиво, одевался по последней морской моде, «с писком»: носил кремовую тужурку с черными погончиками, галстук и черные суконные брюки. На погончиках у него весело золотились планочки — две ленточки прямые, плоские, с генеральским позументом, а одна с начальственной петлей — большим человеком был этот товарищ, не просто механиком, а наверняка главным механиком БСЛ.
Поняв, что каларашские землепроходцы — покупатели солидные, не шаромыжники какие-нибудь, которые купят лишь пару банок, а торговаться будут до посинения, механик угостил их коньячком, к коньячку предложил бутерброды с нежнейшей, тающей на языке лососиной. Цвет лососины, надо заметить, был необыкновенный — ярко-алый, чуточку даже светящийся, а вкус и того диковиннее — действительно тающий, и в этом не было никакого литературного либо гастрономического перегиба, от вкуса лососины обмирало сердце, нёбо обволакивало липкой слюной, язык во рту изгибался бубликом, прирастал к щеке и так, гнутой будылкой, и застывал; бутербродов было много — десятка полтора, и каларашские странники не заметили, как умяли их. На это понадобилось всего три минуты.
— Хороша рыбешка? — улыбаясь, полюбопытствовал главный механик, снова налил гостям по коньячку и выставил еще один противень с бутербродами. — Наша рыбешка. Только берем ее не в реке, а в море. Еще в соленой воде.
— Это почему же «еще»? Разве соленая вода лучше пресной? — полюбопытствовали посланцы солнечной Молдавии.
— Лосось, пока в море, он в жиру насквозь, за жабры его, беднягу, подымешь, он даже шевелиться от сала не может, жир струйкой с хвоста течет. А войдет в пресную воду — считай, все! Сало сразу резко на убыль — теряет в весе, как сильно хворый человек, пока он до нерестилища добирается, мясо у него вообще в фанеру обращается. По вкусу хуже мыла.
— Надо же! — глубокомысленно покивали головами каларашские странники. — Как умна природа. А мы что перед ней, матушкой? Мы — ничто, плевела, пыль.
— Действительно, — согласился хозяин, оправил на себе нарядный костюмчик и незаметно, но довольно определенно глянул на часы: время — деньги!
Каларашские землепроходцы этот жест засекли, но торопиться и лишать себя удовольствия одолеть второй противень не стали: они — тоже деньги.
— Отчего ж она такая, м-м-м, красная, как кровь, — полюбопытствовали, — рыба-от? Тоже от океана? Океанские воды поспособствовали?
— Это порода такая. Что в морской, что в речной воде она одинакова. Сорт называется красницей.
— О, а у нас есть ягода красница! Смородина. Для компотов очень хороша. Какой компот обходится без красной смородины, а? — бочкодел толкнул своего соседа в бок локтем.
Тот подтвердил: никакой.
— Хотите, могу к икре и рыбки такой предложить?
Каларашские путешественники задумались. Бочкодел поскреб пальцем затылок:
— А с хранением как? Долго ль держится продукт?
— Хранения требует самого деликатного.
— А икра?
— Икра тоже разная бывает. Если в посол добавить селитры — хранить можно годами, если без селитры, то поменьше. Но все равно не как рыба: продукт в банках.
Конечно, хорошо было бы поразмахивать рыбьим хвостом над Каларашем, подивить тамошний люд, но распылять капитал не следовало: надо на всю сумму взять икры. Надежно, выгодно, удобно. Летайте самолетами Аэрофлота и ешьте, граждане, красную икру.
Нарядный хозяин, заметив колебания землепроходцев, поднял руки, будто сдавался перед ними:
— Не настаиваю, не настаиваю, не настаиваю! Не хотите лососину — не надо. Пойдемте смотреть товар.
На десять тысяч рублей он выставил несколько ящиков икры, в каждом ровными бронзовыми солнышками поблескивали банки, много банок, много солнышек, и надпись на каждой банке была нарядная, хотя и не икряная, но… — и цена божеская: путешественники думали дать за каждую банку по два рубля, но двадцать копеек выторговали — главный механик (а может, сам главный капитан?), видя, что люди перед ним уж больно хорошие, сдался. Он так и сказал:
— Учитывая, что вы люди добрые, в своем порыве выдающиеся — вон откуда прикатили, из самой Молдавии! — отдаю вам товар по рубль восемьдесят за штуку. Другим бы не отдал — вам отдаю!
Щедрое, из сердца вынутое «Вам отдаю!» окончательно расплавило сердца землепроходцев, они до того растаяли и осмелели, что, вернувшись в «комнату приемов», сами себе налили еще по коньячку и в полминуты умяли очередной противень с тающими бутербродами.
— Хар-раша рыбка-красница! Рыба-ягода!
— Хороша-то хороша, да икра лучше!
Нарядный хозяин с улыбкой слушал их «вумные речи», кивал, поддакивая путешественникам, потом рукою обвел богатство, которое они собрались взять с собою, подвел черту под делом — назвал сумму. Сумма устраивала посланцев солнечной Молдавии.
— Только как же мы с тобой, сосед, тартать всю эту тяжесть будем? — неожиданно, вроде бы ни с того ни с сего, а на самом деле, и с того и с сего, спросил бочкодел у Митька. — Дом-то далеко.
— Не журись, папаня, дотартаем! Отправим медленным ходом: железная дорога возьмет контейнер под охрану, в Яссах вручит лично в руки.