Дымовая завеса

— А нельзя ль еще гривенничек скинуть за то, что на банках написано не «Икра кетовая», а «Печень тресковая»? — ласковым голосом обратился бочкодел к нарядному хозяину, и у него неприятно похолодело внутри: что-то в лице главного капитана, или кто он там, все-таки, главный механик? — изменилось, скулы обиженно выперли, подбородок задвигался сам по себе, словно у боксера. Механик одним махом сгреб коньяк и бутербродные крошки с противня. Хватит пить! Хватит закусывать! Этак, граждане «землепроходимцы», вы до того на дармовщинку напьетесь, что не гривенники скашивать начнете, а рубли. Это уж слишком!

— Не ожидал… не думал… — обиженно забормотал главный механик, и каларашский бочкодел испугался: сделка срывается. — Я к вам, как к человекам, как равный к равным, а вы мне золотые пуговицы с тужурки норовите срезать. За что, спрашивается?

Был коньяк и исчез. И бутербродов нет, и вроде бы больше не будет — все!

— Не обижайся, не обижайся, пожалуйста, гражданин хороший, — зачастил бочкодел, опасаясь худого исхода, — я ведь только на тот счет, что на банках нарисовано «пэчэнь»… А кто у меня этот «пэчэнь» по икряной цене купит?

— Хочу заметить, папаша, что мозги у человека должны занимать в его организме не последнее место, — механик поглядел на бочкодела, и тот поежился, зябко сделалось каларашскому «землепроходимцу»: этот нарядный человек смотрел сквозь него, видел и костяшки его, и сердце большое, любовью к своей Родине и к близким переполненное, и гибкую хребтину, составленную из позвонков, ровно бы из втулок, видел и то, чем был набит его желудок — бочкодел сегодня с самого утра насыщался разной пищей — все ел, ел, ел. — Консервов с надписью «Икра» вы вывезете с Камчатки две-три банки, максимум четыре. Ежели будете вывозить больше, вами заинтересуются красноголовые, щупать станут: кто вы, что вы, зачем вам столько икры? И тогда срок вашего пребывания на этой благословенной рыбной земле увеличится в несколько десятков раз. Вас это устраивает?

Это никак не устраивало каларашского бочкодела — Митёк молчал, за него соображал бочкодел, — он не хотел, чтобы путешествие затягивалось, край краев земли пугал его, посланец солнечной Молдавии хотел вернуться туда, откуда приехал. И не пешком вернуться, а въехать в родной двор на белом коне. И чтоб усы, и чтоб гусарская сабля, и чтоб крест на груди — чтоб все, как у настоящего героя было.

— Простите меня, старого дурня, — покаялся бочкодел, — в голову коньяк шибанул.

— Ладно, Бог вас простит. Пробуйте икру — хорош ли засол? Если не понравится этот засол, предложу другой. Есть еще одна партия.

— К-как пробовать? Ч-чем открывать, з-зубами? — в один голос удивились славный бочкодел и его сосед Митёк.

— Зачем же зубами? Для оптовых покупателей есть специальный инструмент, — усмехнулся нарядный хозяин и протянул оптовым покупателям консервную открывашку с яркой заморской надписью, вязью обвившей пластмассовую ручку. — Берите любую банку из ящика, вскрывайте и пробуйте.

— Вскрывать банку? — снова дружно удивились оптовики, словно бы могли выесть икру из жестяной коробки, не вскрывая бока.

— А как же иначе? Вы должны убедиться в том, что засол хорош, вас не обманывают и цена «пятьдесят две копейки», проставленная на коробке, никак не соответствует содержимому. Даже той цене, которую вы даете. — Хозяин вежливо наклонил аккуратную, надушенную одеколоном голову: — Платить за пробу не придется — проба за мой счет.