Дымовая завеса

— Пусто, товарищ майор, — проговорил Галахов.

— Рано опускать бинокль, друг Галахов, — сказал ему майор. — Ищи! Когда все мы убедимся, что здесь ничего нет, тогда все и опустим бинокли. А пока ищи, — поерзал телом, устраиваясь поудобнее. — Здесь, Сергей Петрович, грибы есть?

— Есть, — Балакирев удивленно глянул на майора, затем спросил молча, одними только глазами: а при чем здесь грибы?

— Я грибник, — пояснил майор. — Каждый человек имеет свой недостаток. Мой недостаток — грибы. Люблю собирать. Есть тоже люблю.

— Разве существуют люди, которые мучаются, ломают хребтину, отыскивают разные там, — Галахов приподнял руку и пошевелил пальцами, красноречивый жест, вполне заменяющий слова, — шампиньоны, ноги себе сбивают, а грибов не едят?

— Среди рыбаков — сколько угодно, — заметил Балакирев.

— Имеются такие и среди грибников, я точно знаю, — сказал Серебряков, — немного, но есть. Грибы — это грибы, и все этим сказано. Французы говорят: с грибным соусом можно проглотить что угодно, даже старое седло, не говоря уже о стоптанных в разных притчах и анекдотах подошвах. Однажды на приеме у Наполеона подали блюдо, которое все съели махом, очень быстро. Поняли только, что соус был грибной, из опенка, но не поняли, что это было за блюдо. Оказалось, съели фехтовальную перчатку императора. Жареную, естественно.

— Товарищ майор, дым! — тихо, словно бы не своим голосом произнес Галахов.

— Молодец, Галахов! Где дым?

— Три березки видите? Перед ними каменная лбушка поблескивает, видите? Берите правее, в низинку.

Низинка была темной, а дым светлым, почти бесцветным — никакой желтизны, о которой говорили вертолетчики, — дым бестелесно выплывал из земной расщелины на поверхность и тихо стелился над кустами. Серебряков прижал к глазам бинокль, он словно бы сам собирался влезть в окуляры, предупредил:

— Главное — все видеть, все слышать и все запоминать.

Из расщелины выполз клуб пожирнее, погуще, и имел он действительно слабый древесный оттенок — выходит, правы были вертолетчики, — лег на темную ложбинку, на макушки кустов. Тяжелый был дым, он даже не сдвинулся, как напластовался ватой на кусты, так и лег.

Не может такой дым просто так ползти из земли, не вулкан его рождает, не гейзеры, и нет там, в холодной теснине, никакого мыловаренного цеха, оборудованного камчатскими чертями по последнему слову техники, — там есть люди. Обязательно должны быть люди.

— Ну как, Сергей Петрович? — спросил майор у Балакирева.

— Дым коптильный.

— Значит, я был не прав — попали с ходу, слепой поиск тоже способен давать хорошие результаты, — взгляд майора сделался задумчивым, — значит, они!

Небо покато, словно крыша, потекло вниз, словно бы к краю его подогнали состав с железом, пошло темными полосами. Казалось, сейчас хлынет дождь.

— Этого нам еще не хватало, — проворчал майор.

— Дождя не будет, — сказал Балакирев.

Таинственный подземный дым сделался еще четче, он светлым тряпичным шлейфом разлегся на кустах. Ветра не было, и дымную вату, делающую природу неряшливой, замусоренной — появилось что-то лишнее, хотя природа никогда ничего лишнего не допускает, — сгрести было некому.

Минут через тридцать они увидели человека, щуплого, будто бы недоразвитого — не взрослого мужа, а школьника, — в большой грузинской кепке. Из тех кепок, про которые рассказывают анекдоты. Знаете, мол, почему грузины носят большие кепки? Да чтоб брюки не выгорали. Достойный головной убор.

— Сергей Петрович, вы не проверяли, рыбаки какие-нибудь, охотники могут быть в этом районе?

— Проверял. Никого не должно быть. А потом — какие сейчас охотники? Не сезон.

— Ну, мало ли что — зимовье подправить, консервы заранее забросить, порох.

— Это непромысловый район, товарищ майор. До промыслового еще километров сто идти на вертолете.

— И туристов никаких не может быть? Школьников, собирающих… ну, листики, травинки, цветочки? Под руководством мудрого учителя.

— Сведений у меня на этот счет нет. Не должно.

— Посмотрим, что будет дальше, — майор подвигал застывшими ногами.

Дальше ничего не было. Человек в национальном головном уборе народов Кавказа нырнул в длинную темную лощинку, заросшую кустами, скрылся в ней вместе с кепкой, через несколько минут выволок охапку свежих поленьев.

«Значит, у них там склад, — отметил Балакирев, — и, скорее всего, не токмо дровяной, — вырыта схоронка и для товара».

Человек прошел несколько метров и неожиданно стремительно исчез, будто поплавок, который утянула в воду крупная рыба.

— А на севере, в Магаданской области, картошку вообще не сажали, — вдруг проговорил Балакирев.

— Вы чего это, Сергей Петрович? — скосил на него недоуменные глаза майор, и Балакирев смутился: старый хрен, из ума выживать начал, бормочет про себя, словно сбрендивший, — в каждой деревне есть свои штатные дурачки, — плетет невесть что, подобно такому деревенскому дурачку. Вслух. Нет бы про себя.