Когда истошно заныл желудок, сбегал к холодильнику, нарезал бутерброды с колбасой, политой кетчупно-майонезным соусом. И опять «стрелял». Метко. Старался прямо в голову. Головы забавно разлетались мясом, мозгами и кровью. Кетчуп и майонез лились с колбасы на хлеб, с хлеба на пальцы, с пальцев на стол.
Уничтожение монстров, призраков, животных и людей не прекращалось ни на минуту. Только перемежёвывалось хищнически спешным жеванием бутербродов и торжествующе высокомерными ремарками:
– Ой, да ладно! Да пох**, е**ть!
И лишь изредка обескураженно:
– Бля, е**ть!..
Чувствовал себя самым главным самцом во Вселенной – владыкой неба, земли и подземелья. Прочувственно чесал вспотевшую мошонку через трусы. Повысился на один уровень, вышел в астрал.
Там, в «астрале», позвонила Дашка, сказала, что едет. Посмотрел на время. Ого! 17:08. Нервно покрутил колёсико «мыши», недоуменно поморгал, стряхивая с глаз невозмутимо-исступлённую поволоку, рыгнул колбасно-кетчупно-майонезными парами.
– И вот он уже по центру врывается в штрафную площадь! – орал телевизор. – Удар! И гол! Вы посмотрите, что делает Лу-Джи! Дубль делает Лу-Джи! Вы слышите, что скандируют болельщики? Слышите? Лу-Джи! Лу-Джи! Лу-Джи!
Трибуны отчётливо гудели многоголосым «Лужи! Лужи! Лужи!». На повторе раскосый брюнет финтом «а-ля Зидан» обошёл защитника, здоровенного негра с ослепительно белыми зубами, и пробил в дальний от вратаря угол ворот. Вратарь не шелохнулся.
В беснующемся жёлтом море болельщиков крупным планом показали пышногрудую блондинку с жёлтым шарфом. Она прыгала и ликовала, вертя головой по сторонам и закрывая рот руками. В её глазах было что-то животное.
Схватил пульт, с силой нажал на кнопку. Футбол достал. Слишком много футбола для воскресенья. Для футбола нужно много пива, и чтобы играли наши. И чтобы завтра был не понедельник. А между тем уже вечер воскресенья…
Мысли, возвращаясь, понемногу насыщались реальностью. Итак. Зевнул. Пёрнул. Рыгнул. Ощутил, как набегающими толчками нарождался «стояк». Х**и «итак»?.. Исподлобья взглянул на притихший экран.
На чёрном поле ползли белые буквы: «Фильм Александра Мухина», «В главных ролях: Сергей Серов, Дарья Мокрая». Тягучая череда других имён, короткая пауза, и из черноты медленно высветилась надпись «ТЕЛО». Зашуршал дождь. Безнадёжное небо, обложенное тяжёлыми тучами. Серые девятиэтажные и шестнадцатиэтажные коробки, закованные в асфальт. В асфальте многочисленные выбоины. В выбоинах лужи. В лужах, сливаясь с дождём и грязью, мокли припаркованные машины.
Из одной машины вылез толстомордый дядька в дорогом лоснящемся пиджаке и наступил в лужу. Мимо него, задумчиво сутулясь под зонтом, прошёл лысый старикан в очках и нырнул в подъезд ближайшей шестнадцатиэтажки. В подъезде с бутылкой пива стояло длинноволосое существо неопределённого пола. Дождь. Мучительно долгие планы. Всё в мокром и сером.
Лысый старикан в очках мучительно долго ехал в лифте. За его спиной на стене лифта среди неприличных слов и изображений красовалось небольшое граффити. Кажется, это была женская грудь. Точно, одна сиська спряталась за головой старикана, другая располагалась возле его левого уха.
Вместе со стариканом ехали ещё двое: справа курчавенький парень, в дальнем углу невзрачный типок пожилого возраста. Курчавенький вышел на восьмом. Невзрачный типок отлип от угла и протянул старикану руку:
– Моя фамилия Фасоленко.
Старикан никак не отреагировал. Типок вежливо улыбнулся и спросил:
– Как вы относитесь к захоронению тела Ленина?
Не дождавшись ответа, продолжил:
– Говорят, он победил серость на дорогах и оказался в дураках. Знаете, как говорили либералы? В России две беды: дураки и дороги. А консерваторы им отвечали: «В России две беды: дураки и либералы. Хотя это одно и то же». Заметьте, о дорогах ничего не сказали. Вы нигде не читали о том, что Ленин победил серость на дорогах? Я тоже нигде не читал, но почему-то эта фраза не даёт мне покоя. Я даже специально ходил в мавзолей, прислушивался к телу Ленина. Ничего не услышал. Он лежит такой серый, знаете… У меня от его серости сразу мокро стало вот здесь… – типок хлопнул себя между ног и перешёл на шёпот: – Скажите, вам нравятся азиаточки?..
– Отстань, – сказал старикан, а потом невозмутимо и степенно удалился.
Невзрачный типок вежливо улыбался ему вслед, пока дверцы лифта не захлопнулись. Из квартиры напротив возник, громыхая увесистым пакетом, набитым пустыми пивными бутылками и банками, молодой поп в рясе. Его шею увенчивала ослепительная жёлтая цепь, на которой болтался такой же ослепительно жёлтый крест.
– Здрасьте, – хмуро изрёк поп.
Старикан никак не отреагировал. Он щёлкнул ключом в замке изрисованной граффити деревянной двери, открыл и исчез за ней.
Тёмная неубранная прихожая. На кухне по холодильнику прополз таракан. В комнате в дверном проёме виднелась груда тряпья на кровати, на стуле и на полу. В зале на диване, наполовину скрытом за косяком, сидела спиной, ритмично покачиваясь и постанывая волнующим сопрано, обнажённая девушка. Из-под неё торчали чьи-то волосатые ноги.