— Давать не следует обещаний,
Которых потом не сможешь исполнить.
А ты говори и не сомневайся.
Исполню, хотя бы ценою жизни.
«Он говорит очень смело, — подумал Великий. — Похоже, от слова он не отступится. Хорошо! Но если своё главное желание — чтобы он закаялся есть человечину — я выскажу сразу же, то ему будет нелегко меня ослушаться. Лучше я сначала назову три других желания, а это пусть будет последним». И он произнёс:
— Арию арий всегда товарищ,
С умным разумный всегда сойдётся.
Хочу увидеть тебя столетним
Первое это моё желанье.
Услышав это, людоед исполнился радости. Он подумал: «Этот царь, из-за меня едва не лишившийся царства, желает теперь долгой жизни мне, отъявленному разбойнику, принесшему ему столько зла и покушавшемуся его съесть! Как же он ко мне расположен?» Людоеду и в голову не пришло, что в желании был скрытый умысел. И он в таких словах согласился ему последовать:
— Арию арий всегда товарищ,
С умным разумный всегда сойдётся.
Пусть ты увидишь меня столетним –
Да сбудется это твоё желанье.
Тогда Бодхисаттва сказал:
— Тех кшатриев, на дереве висящих,
Властителей, помазанных на царство,
Хочу, чтоб ты избавил их от заклятья –
Второе таково моё желанье.
Итак, вторым его желанием было сохранить жизнь ста пленникам-царям. Людоед и на это согласился:
— Тех кшатриев, на дереве висящих,
Властителей, помазанных на царство,
Согласен я избавить от заклятья –
Пусть сбудется твоё это желанье.
А как же они сами, те кшатрии, — слышали они их разговор или нет? Кое-что слышали, но не всё. Людоед развёл костёр поодаль от дерева, чтобы пламя и дым не повредили ему, а Великий разговаривал с ним, сидя между костром и деревом, поэтому слышали они их через слово. Теперь они стали ободрять друг друга: — Не бойтесь, скоро Сутасома усмирит людоеда. В этот миг Сутасома сказал:
— Пленил ты кшатриев больше сотни,
Продёрнул несчастным верёвки в ладони,
Льют они слезы и тяжко страдают.
Назад отпусти их в родные царства –
Это третье моё желанье.
Почему же Великий третьим назвал такое желание — чтобы людоед отпустил кшатриев обратно в их царства? А вот почему. Людоед ведь мог их и не съесть, но из страха, как бы они ему не отомстили, он мог либо оставить их своими рабами, либо просто убить и выбросить трупы, либо продать в рабство на чужбине. Потому Сутасома и пожелал освобождения царей особо. Людоед согласился:
— Пленил я кшатриев больше сотни,
Продёрнул несчастным верёвки в ладони,
Льют они слезы и тяжко страдают.
Но я отпущу их в родные царства,
Пусть сбудется это твоё желанье.
Только теперь Бодхисаттва назвал четвёртое желание:
— Царство твоё давно в запустенье,
Невзгоды подданных одолели,
Народ попрятался по пещерам –
Есть зарекись человечье мясо!
Четвертое это моё желанье.
На это людоед только хлопнул в ладоши и расхохотался: — Почтенный Сутасома, что это за речи! Разве я могу исполнить такое желание? Назови мне лучше что-нибудь исполнимое.
Ведь это моя любимая пища,
Из-за неё я в лесу очутился,
Как я могу от неё отказаться?
Прошу, назови иное желанье.
— Ты говоришь, что не можешь дать такого зарока — сказал ему на это Великий, — потому что тебе очень нравится человечина. Но тот, кто свершает грех ради удовольствия — просто глупец.
О воин! Кто равен тебе по рожденью,
Не должен давать своим прихотям воли.
И разве ты сам себе не дороже
Услад, что цари себе позволяют?
— Что же мне теперь делать? — встревожился людоед. — Я не могу ни Сутасому заставить взять обратно это желание, ни сам перестать есть человечину. И с глазами, полными слёз, он сказал: