Джатаки. Избранные рассказы о прошлых жизнях Будды.

«Он сделал то, что не всякий сможет:

Великодушно слову поверил.

Как же могу я нарушить слово?

Батюшка и матушка, не печальтесь вы обо мне! — утешал он родителей. –

Благих дел сотворил я довольно,

А утехи чувств наших — это жар,

Погасить который не очень трудно».

Попрощался он с родителями, прочим дал свои наставления и ушёл.

Родителям он своим поклонился.

Дал свой наказ горожанам и войску

И верный однажды данному слову,

Отправился он назад к людоеду.

Людоед тем часом думал: — Если мой былой товарищ Сутасома и впрямь хочет прийти — пусть приходит, а если нет, что же: пусть мой лесной дух делает, что ему вздумается, а я зарежу этих царей и принесу жертву пятью сортами сочного мяса. Он сложил костёр, запалил огонь и, дожидаясь углей, сидел и тесал кол. Пришел Сутасома. Завидев его, людоед обрадовался:

— Ну что, любезный, сделал ты своё дело?

— Да, государь, — отвечал Великий. — Я выслушал строфы, преподанные Десятисильным Кашьяпой, и отблагодарил научившего меня брахмана. Выходит, что своё дело я сделал.

«Когда я царством правил полновластно,

Я брахману пообещал беседу

И обещание своё исполнил.

Я верен слову и пришел обратно.

Теперь я стать готов твоею жертвой,

А если хочешь, можешь съесть меня».

Слыша такие речи, людоед подумал: «Царь совсем не боится. Он говорит как человек, победивший страх смерти. Откуда такое чудо? Раз он сам говорит, что услыхал строфы, преподанные некогда Десятисильным Кашьяпой, значит, больше и искать нечего — это их могущественное воздействие, — решил он. — Надо бы попросить, чтобы он мне их прочёл, тогда и я стану бесстрашным. Так и поступлю». И он обратился к Сутасоме:

— Зарезать тебя я потом успею, Ведь мясо лучше жарить на углях. Пока дрова до конца не сгорели, Я твои строфы хочу услышать.

— Этот людоед — грешник. Я его сперва побраню, пристыжу, а уж потом скажу строфы, — подумал Великий и сказал:

— Ты стал людоедом и предал дхарму,

Оставил царство в угоду брюху.

Не для тебя эти строфы о дхарме,

Ведь несовместны дхарма с недхармой.

Ты душегуб и убийца,

Ты осквернитель дхармы.

Строфы, в которых истина,

Не для твоих ушей.

Людоед на это не рассердился ничуть, ибо великая доброта Бодхисаттвы укротила его, он спросил только: — Любезный Сутасома, но разве я один против дхармы иду? — и добавил:

— Один добывает мясо оленя,

А для другого пожива — люди.

Обоих посмертный удел одинаков.

Я дхарму не больше других оскверняю.

Но Великий не поддался на такую уловку:

— Пять пород пятипалых зверей

Дозволяются кшатрию в пищу.

Ты же, царь, ешь запретное мясо.

Этим дхарму ты осквернил.

Ведь известно, что пять пород — это заяц, дикобраз, игуана и другие звери, но не человек.

Людоед увидел, что хитрость не удалась и, не найдя как ещё возразить, перевёл разговор на другое:

— Я ведь тебе даровал свободу,

Ты счастливо во дворец вернулся.

Зачем ты врагу отдаёшь себя в руки?

В кшатрийской дхарме ты неискусен.

— Любезный! — сказал ему на это Бодхисаттва. — Искусный в кшатрийской дхарме человек должен поступать так же, как я. Я ведь её знаю, но ей не следую, — и пояснил:

Ад уготован в посмертной жизни,

Вот почему от неё я отрёкся.

Я верен слову, вернулся обратно.

Ешь меня сам или духу пожертвуй.

Людоед сказал:

— Прекрасные дворцы, имения и кони,

Наложницы, сандал и дорогие ткани –

Все было, господин, в твоём распоряженье,

А верность слову чем же выгодна тебе?

Бодхисаттва сказал:

— Всего на свете Истина дороже.

Подвижникам и брахманам, ей верным,

Она навек дарует избавленье

От мира бренного рождения и смерти.