Эффект безмолвия

О как Клизмович умел лгать!!! Он лгал, честно глядя в глаза, тоном, не вызывающим сомнения в его честности, горделиво приподняв подбородок и слегка выпятив грудь вперед и даже временами нервно поводя плечами, выказывая свое возмущение тем, что есть люди, которым надо объяснять прописные истины. То, что эти прописные истины были прописаны исключительно где-то внутри клизмовичевского лба и прошли через невероятно искажающие механизмы сознания, похожие на сказочную мясорубку, превращающую хорошие куски мяса в соевый фарш, разбавленный хлебным мякишем, – то было для него не важно. Вся его мимика, все его позы, говорили о безусловной внутренней убежденности в своей правоте, которая хотя и оставалась истинной ложью, тем не менее, за счет всех телесных вывертов и экспрессии становилась большой правдой.

***

«Виват, председатель, ты же сам все организуешь, а прикрываешься депутатами!!!» – оценил Алик, но вслух восхищения не высказал:

– Я могу показать съемки того заседания, на котором мое обращение по поводу оборудования не только прозвучало, но и обсуждалось депутатами.

– Да я его,… – начал Клизмович, не зная, что сказать. – Я его не слышал.

Такого Алик не ожидал. Внутренняя мясорубка Клизмовича перестаралась.

– Вы были на том заседании, – укорил Алик. – Ну, зачем лицемерить-то, перекручивать?

– Что в твоем радиообращении я перекручиваю? – Клизмович резко сменил тему, поняв, что выгнанный его сознанием фарш не съедобен.

– Вы перекручиваете мою просьбу об оборудовании, – вернул председателя к теме Алик.

– Ну, это же неофициальное обращение, – возразил Клизмович.

– Как неофициальное? – возмутился Алик и повысил голос. – Обращаться в Думу можно хоть письменно, хоть устно. Вы же нарушаете закон, вы хоть это понимаете?

– Ну, это же анекдот, – вскрикнул Клизмович, – сам был депутатом, знаешь порядки.

***

Опыт депутатства Алик имел и знал, как на заседаниях Думы затираются неугодные мнения и пробиваются нужные. Клизмович по-своему был прав. Пока в маленьком нефтяном городе все решает Хамовский, закон не играет роли. В городе правила благосклонность главы города. Без соизволения Хамовского, ни один проект не проходил думского утверждения и денег не получал. Неугодный депутат в такой ситуации становится неугоден и народу, поскольку, кроме, крика от него ничего не исходило.

***

– И самое главное, уважаемый, вы на что деньги тратите? На заработную плату в основном, – напомнил Хамовский Алику. – Вам, как руководителю, будет неудобно, если люди станут меньше получать.

Страх – кнут самодисциплины, – считал Хамовский и любил угрожать, но коллектив телерадиокомпании для Алика уже не имел ценности.

– Это, конечно, будет плохо, – холодно подыграл Алик, чтобы не провоцировать главу.

– Это будет очень плохо, – со знанием дела подтвердил Хамовский. – Сегодня не в моей власти, а во власти Думы, не дать вам денег. И вы будете иметь заработную плату в полтора – два раза меньше. Здесь есть инструмент давления на вас со стороны Думы. Но Дума на меня тоже давит. Сегодня депутаты мне предлагают: увольте Алика. Вам хочется бороться и отстаивать свои права после увольнения?

Манеру сильных мира сего маскировать собственные интересы под мнения других лиц, депутатов или населения, Алик ненавидел. Он видел за ней едва прикрытую трусость. Разве слова – не одежда души?

«Ты же защищен должностью, чего юлишь?», – именно так и размышлял Алик, глядя на Хамовского.

– Комиссию не создали до сих пор, – вспомнил Клизмович. – Дума приняла решение.

– Какое? – в голосе Хамовского прозвучала тревога, словно бы он действительно боялся Клизмовича.

Речь шла о комиссии для проверки телерадиокомпании. Алик уже и забыл о ней. Комиссия всплыла, словно труп, освободившийся от плохо прикрепленного груза.

«Надо было опротестовывать решение Думы», – укорил себя Алик. Но в редакции телерадиокомпании маленького нефтяного города юриста не было, и все юридические дела выполнял сам Алик. А чем больше груз на одну лошадь, тем меньше движение.

– Давайте направим комиссию, – согласился Хамовский. – И потом вернемся к этому разговору.

Однако Клизмович жаждал радикальных действий, действий сиюминутных. На лице Алика не было ни тени раскаяния, в словах ни намека на будущую покорность.

«Его надо кончать», – мстительно мечтал Клизмович, а кончать он мог, только нудно капая в одно место.

– …мы все проглотили, – недосипел он.

– Сегодня вопрос другой, – возник Хамовский, продолжая ревностно рассматривать исчерканное фломастером интервью Алика. – Вот ты вот пишешь: «я добиваюсь…». Ты представляешь себя рубахой-парнем, что хочу, то и делаю. Смотри: «приходится аргументировать порой жестко все свои действия, в том числе с представителями городской власти… в итоге все решается в мою пользу».

– Ну, пока это так, – ответил Алик, выискивая ускользающие глазки Хамовского.