Его величество

Дибич тут же написал императору: «…Надеюсь на милость вашей стороны, государь, что вы разрешите мне сражаться с вашими храбрыми и верными подданными против этих презренных мятежников, чтобы строго наказать зачинщиков, которые своими ужасными происками и еще более отвратительными принципами увлекли за собою массу народа, легко поддающуюся внушениям, и молодежь, испорченную всем, что только неверие, тщеславие и распущенность представляют наиболее достойного порицания. Все случившееся будут восхвалять как славный подвиг; польский народ искупит последствия всеобщей испорченности; столь укоренившиеся пороки нельзя уничтожить иначе, как вырвавши их с корнем…»83

* * *

В Варшаве события развивались стремительно.

В 6 часов вечера 17 ноября подпоручик Высоцкий вошел в школу подхорунжих и прокричал:

— Братья! Час свободы пробил!

В ответ прозвучал ответный крик:

— Да здравствует Польша!

Подхорунжие высыпали на улицу: 150 человек побежали к казармам улан, а 14, самых надежных, пошли к находящемуся поблизости Бельведерскому дворцу. Там ждали сообщники, которые заранее открыли решетки.

Обер-полицмейстер Любовицкий, прибывший с докладом к наместнику цесаревичу Константину Павловичу, заметив вооруженных подхорунжих, бросился к опочивальне. Он успел крикнуть: «Беда, ваше высочество!» и тут же пал проколотый штыком.

Великий князь Константин, услышав голос обер-полицмейстера, а потом крики: «Смерть тирану», шум и бряцание оружия, вскочил с постели в одном шлафроке, пробежал к тайнику на чердаке и там спрятался.

К дворцу прибыла русская гвардейская кавалерия. Заговорщики, завидев гвардейцев, покинули Бельведер. Неудачей закончился для восставших и штурм казармы уланов. Большинство польских полков сдерживалось командирами. Восстание поддерживали горожане, их становилось все больше и больше. Вскоре к подпоручику Высоцкому подошли около 2000 студентов и толпа рабочих. Был вскрыт Варшавский арсенал.

Жимирский полк и гвардейские конные егеря встали на защиту Краковского предместья в ожидании, что цесаревич Константин объединит верные ему войска и подавит восстание. Но к полуночи тем, кто еще испытывал надежду восстановить порядок, стали известны слова наместника: «Польские войска лучшие в Европе, и ничто, ручаюсь, не в силах противостоять солдатам, мною воспитанным».

На одной из площадей Варшавы стояли русские полки Литовский и Волынский. С ними была часть польских гвардейских гренадер в полной походной амуниции. Они ждали распоряжений цесаревича. Конно-егерский полк польской гвардии с несколькими ротами армейских гренадер сохранили верность и ночью присоединились к трем русским кавалерийским полкам, находившихся при цесаревиче.

Восставшие продолжали буйствовать. Они убили военного министра Гауке, генералов-поляков Потоцкого, Трембицкого, Дементовского, Брюмер и Новицкого. У восстания не было единого руководства. Польское движение делилось на два течения: аристократическое во главе с князем Адамом Чарторыйским и высшими чинами бюрократии и армии, и патриотическое, состоявшее из мелкой шляхты, во главе с Лелевелем, Высоцким и Мохнацким. Аристократическая партия изначально высказывалась против вооруженного восстания, но когда оно свершилось — захватила власть.

Руководство восстанием взял в руки Административный совет, руководимый князем Чарторыйским и князем Любецким. На следующий день, 18 ноября, образовался Патриотический клуб, объединивший демократов. Главой клуба избран был Лелевель. Он потребовал введения в Административный совет своих представителей.

Цесаревич Константин учредил свою главную квартиру в трех верстах от Варшавы в селении Вежбна. 20 ноября он вступил в переговоры с депутацией Административного совета. Переговоры закончились тем, что цесаревичу был дан совет покинуть территорию Польши.

После отъезда польской депутации в ставку прибыл генерал Шембек. Генерал доложил: его полки идут на помощь великому князю. Заверив Константина Павловича в своей преданности, Шембек отправился к войскам, но там застал эмиссаров из Варшавы.

В пятницу, 21 ноября, цесаревич дал польским войскам письменное разрешение вернуться в столицу. Генералы плакали, прощаясь с ним. В тот же день русские войска начали отход от Польши.

Отступление воинских частей, поднятых ночью по тревоге, было тяжелым из-за осенней распутицы, нехватки провианта, вспомогательных средств. 1 декабря отряд переправился через Бук, служивший границей, и остановился на русской территории.

«Карьера моя кончена!» — не раз повторял цесаревич в кругу близких ему людей. Он оправдывал поляков, сваливая вину на кучку озлобленных людей.