А по прошествии некоторого времени после премьеры Рязанов еще больше помрачнел, посчитав, что «Бедный гусар» не вызвал никакого резонанса. Если в огромном успехе его первой телевизионной картины «Ирония судьбы» не приходилось сомневаться с первых же дней после ее показа, то второе рязановское детище для малых экранов словно бы никто не заметил. Во всяком случае, и зрительских писем, и откликов в прессе было по минимуму. Рязанов винил в этом прежде всего неудачное время демонстрации картины, в чем, конечно, был определенный резон. Если ту же «Иронию судьбы» вполне можно адекватно воспринимать за праздничным столом в окружении гостей, то «О бедном гусаре замолвите слово…» требует от зрителя большей сосредоточенности. Да и к грустной концовке новогодней премьеры вряд ли многие были готовы.
В течение нескольких последующих лет Рязанов неоднократно обращался на телевидение с просьбой повторить показ «Гусара», но так ничего и не добился. Повторный показ фильма — уже без всякого рязановского участия — состоялся лишь 4 января 1986 года.
О своей следующей работе сам Рязанов высказывался так: «„Вокзал для двоих“ — мой третий фильм о любви. Им замыкается трилогия, в которую входят „Ирония судьбы“ и „Служебный роман“. Сценарий, написанный Эмилем Брагинским и мной, рассказывал, казалось бы, о том же самом, что и в прежних работах: как в нашей стремительной, изменчивой, быстротекущей жизни два прекрасных, но не очень-то везучих человека находят друг друга. Их знакомство начинается ссорой, взаимной неприязнью, но постепенно, в процессе всматривания друг в друга души наших героев раскрываются, с них слетает неприятная шелуха, которая, по сути, оказывается оборонительным заслоном.
Так что фабульный ход вещи сильно напоминает предыдущие. Однако самоповторение — творческая смерть. И я надеялся, что эта похожесть окажется чисто внешней. Ведь предметом нашего рассмотрения стала иная социальная среда. Если раньше мы писали главным образом об интеллигентах, здесь мы погрузили действие в другую обстановку».
Главным героем, впрочем, все равно остался интеллигент, а вот героиней стала женщина «из народа» (как и практически все остальные персонажи). Этот контраст позволил избежать Брагинскому-Рязанову самоповтора, но вместе с тем заставил авторов изрядно попотеть над тем, чтобы повествование, в котором немолодые люди из разных социальных слоев страстно полюбили друг друга, выглядело органичным и нефальшивым. Сценарий писался мучительно. Изначально соавторы сделали официантку Веру молоденькой девушкой, но с такой героиней дело шло туго — и результат получался совсем уж неестественным. Сценаристы поняли, что поставили перед собой непосильную задачу, и решили ограничиться лишь социальной, а не возрастной разницей главных персонажей. Сочиняться стало значительно легче после того, как было решено создавать роль Веры под и на Людмилу Гурченко. К тому времени Рязанов возобновил общение с артисткой, после кинопроб на «Гусарскую балладу» практически прерванное на два десятилетия. Кроме того, Людмила познакомилась с Ниной Скуйбиной, с которой моментально нашла общий язык. В своих мемуарах Гурченко писала о ней не менее тепло, чем о Рязанове:
«Весна 1980 года, ВТО. Вечер в кругу артистов. Артисты в зале, артисты на сцене. Замечательное веселое настроение. Маленький зал — битком. Сижу, тесно прижатая к чьей-то жаркой спине. Рядом очаровательная черноглазая женщина с короткой стрижкой. Мне понравилось, как добро смотрит она на все вокруг. Кажется, я ее где-то видела. Может, в кино? Да вроде нет… А… я ее видела на студии. Ну да, на студии „Мосфильм“. Чья-то жаркая спина потеснила меня, человек развернулся ко мне лицом, и я сказала: „Ой, Эльдар Александрович, здравствуйте!“ — „Здравствуй, Люся… Познакомься, это моя жена Нина“. Мы все трое улыбнулись друг другу, словно не было обидных лет глупой размолвки. <…>
Как только я заговорила с той очаровательной женщиной на вечере в ВТО, я все поняла. Я почувствовала в ней покой и надежность. За этой величавой хрупкой женственностью, за нежным голосом скрывается стальная выдержка и воля. Какое у нее сильное мужское рукопожатие. Она талантливый редактор, хотя никогда не работает в картинах своего мужа-режиссера. А в „Вокзале“ она была для нас троих: Рязанова, Басилашвили и меня — всем. И первым зрителем только что отснятого материала на мониторе. И покоем. И выдержкой. И стойкостью. И терпением. И нашей любовью».
Роль пианиста Рябинина, в свою очередь, заранее предназначалась Олегу Басилашвили. Рязанов впервые решил использовать в создании характера подлинные человеческие качества одного из своих любимых актеров, а не натягивать на него шкуру гнусного лицемера, как в «Служебном романе» и «Бедном гусаре».