Эльдар Рязанов

Историю с отпущенным на ночь зэком, которому могли припаять новый двухгодичный срок за утреннее опоздание, Брагинский и Рязанов услышали от других знаменитых кинодраматургов, большую часть жизни писавших вдвоем, — Валерия Фрида и Юлия Дунского. В 1944 году они были арестованы по обвинению в антисоветской деятельности. После отбытия срока Дунский и Фрид жили на поселении в нескольких километрах от лагеря, одним из заключенных которого был поэт Ярослав Смеляков. Однажды его отпустили навестить Фрида и Дунского, но после обильных совместных возлияний по этому случаю все трое проспали час подъема. А потом изо всех сил бежали на зону, ровно как Платон и Вера в фильме Рязанова.

Платона Рябинина осудили за убийство по неосторожности, которого он не совершал. Признав себя виновным, Платон спас от суда жену (микроскопическая роль Аллы Будницкой) — именно она сидела за рулем автомобиля, в котором ехали супруги и под колеса которого попал некий несчастный. Эту историю соавторы также позаимствовали из жизни: что-то подобное произошло с Микаэлом Таривердиевым и его недолговременной пассией актрисой Людмилой Максаковой; только композитора, к счастью, не посадили.

Как часто бывает в кино, фильм начали снимать именно с последней — наиболее сложной и важной — сцены. Ну да зато вся предшествовавшая катарсическому завершению история любви снималась более или менее в хронологическом порядке.

«В „Вокзале“ два финала: летний финал и зимний финал-эпилог, — вспоминала Людмила Гурченко. — Первые съемки фильма начались с зимнего эпилога. А самый последний съемочный день — летний финал. Летний финал снимался в августе, на улице было +8°.

Через всю картину в кадре два актера. Два актера? Обман зрения. За этими двумя огромная махина — Вокзал. Он главный персонаж фильма о любви. Этот „неодушевленный предмет“ дышит, кипит, капризничает почище, чем самая несносная кинозвезда. У него свои планы, расписания, опоздания, свидания и расставания. И вот сейчас на этом вокзале произойдет двойное расставание — и кинематографическое в сцене, и человеческое за кадром. Все готово, и только нет поезда. Вполноги проходим мизансцену — для оператора, для техники. Большая сцена одним куском с многочисленными переходами. Люди несут в руках осветительные приборы, провода, кабели. А поезда нет и нет. Исчезло тусклое солнце. Пошел холодный мелкий дождь. Узнаем, что по каким-то причинам поезд сможет быть в кадре вместо получаса только двадцать минут. Успеем? Бьет колотун. Мы с Олегом Басилашвили, как две собаки на зимовке, которым не дают есть, чтобы не заснули перед важной дорогой, ходим туда-сюда, дрожим от холода и нервной трясучки. Последняя самая важная сцена прощания — выдержать, сыграть! Она наинакаленнейшая. А я уже не могу. Кончаются физические силы, а главное — вера в себя. Она иссякает на глазах. Еще несколько минут, и внутренний поезд моего финала промчится мимо. У меня лицо голубеет от холода и от этой нервной трясучки. Ах, как мне нужно немножко, ну совсем немножко тепла и веры. Нина, ну скажи, что веришь, что мы проскочим. Неужели мне только кажется, что я не выдержу? Почему ты так спокойна? Я смотрю на Эльдара. И вижу только абрис крупного торса, стянутое серое лицо, а в воспаленных от бессонницы глазах — боль и сопереживание. Как важна сцена, как важна! Сколько же может держать на плечах эту железную „шарманку“ наш оператор Вадим Алисов? Он хоть и молодой, но сейчас совсем не тот, что был поначалу. Его прекрасные бархатные глаза, доставшиеся от красавицы мамы, знаменитой „Бесприданницы“, сузились и обесцветились. Ну что там с поездом? Еще не показался? Черт, черт, черт! Вот уже и самый терпеливый в мире партнер проявляет беспокойство. Какой интересный человек. Я бы на его месте возненавидела меня на всю жизнь за проклятое дерганье, раздражительность, придирчивость. Я бы на вашем месте, Олег Валерианович, послала бы меня далеко-далеко. А вы терпите. Интересно… работали с актером, работали, общались-общались, давились и лобызались в тесных купе в любовных сценах, но так и остались на „вы“. Но уже конец. Вот только покажется поезд, и понеслась наша последняя встреча. И вы, Олег Валерианович, не будете больше мучиться в „Стреле“ между нашими съемками и спектаклями БДТ. И от меня отдохнете. А может, как-нибудь ненароком вспомните… И даже взгрустнете, что все кончилось. Да, вы знаете, я поняла одну вещь: какие бы качества и черты ни входили в понятие „интеллигентный человек“ — выдержанность, как у вас, — на первом месте. Ну что же с поездом? Наша администрация с рупорами, переговорниками — все, как чапаевцы, смотрят только в одном направлении — туда, откуда должен появиться поезд. Олегу хорошо, он в пиджаке. А я в нейлоновой кофточке. От ветра в ней, как в холодильнике. <…> „Внимание! Двинулись паровозы… первые… так… вторые… пошли люди под мостом… так… пошла массовка по мосту… так… Олег приготовился. Люся пошла — мото-о-о-ор!!!“