Эльдар Рязанов

Действие повести разворачивается на фоне удручающих событий 1990 года; Рязанову было чем вдохновляться для создания предельно мрачной атмосферы в своем сочинении — достаточно было регулярно поглядывать в окно и в телевизор:

«Страна разваливалась. Эпидемия провозглашения суверенитетов заразила все республики от больших до малых. Глобальная говорильня захлестнула страну. Болтуны всех цветов и мастей рассуждали о том, как спасти страну, а на окраинах стреляли, лилась кровь. Сотни тысяч беженцев перемещались по стране, оставляя разгромленные жилища и трупы родных. И это в мирное время. А тем временем изо всех щелей повылезали полчища проныр, пролаз и прохиндеев. Заелозили, забегали ловкачи, стараясь не упустить момент. Пришло время циников, блядей, аферистов. Ежедневно открывались, а на следующий день рушились невероятные, фантастические совместные предприятия. Зарубежная шушера объединялась с отечественной. Вчерашние эмигранты становились боссами, эфемерными калифами на час. Главное было — нахапать скорей, пока муть и неразбериха. Надувательства, обманы, мошенничества обрушились на неготовый ко всему этому доверчивый народ. Нация раскололась на тех, кто стриг, и на тех, кого стригли. Идеалисты, люди идеи и веры, гибли, не в силах приспособиться. Господи! Почему все в нашей несчастной стране все, даже хорошее, приобретает карикатурные формы! И свобода, которая наконец-то пришла, какая-то у нас уродливая! И частная инициатива, которая наконец-то вроде бы разрешена, непременно замешана на жульничестве и предательстве. И демократия, которую наконец-то провозгласили, щедро полита кровью.

Я чувствовал себя в этом времени зыбко и неуютно, хотя употребил немало сил, чтобы приблизить его приход».

В этом и была трагедия поколения, условно говоря, «детей XX съезда»: десятилетиями они боролись за одно, но напоролись в конце концов совсем на другое, на то, что было куда хуже прежнего. На примере искусства вообще и кино в особенности это предстает со всей наглядностью: великий советский кинематограф в считаные годы переродился в нечто ничтожное, поточное производство худших-фильмов-на-свете, многие из которых были, увы, сделаны людьми уровня Эльдара Рязанова.

Повесть «Предсказание», впрочем, автор поначалу считал совершенно неподходящей для экранизации — и хотел всего лишь опубликовать ее. В начале 1991 года он отнес ее одновременно в журнал «Юность» и в издательство при журнале «Огонек». В «Юности» обещали опубликовать через год, в «Огоньке» — посетовали на отсутствие бумаги и дали вынужденный отказ.

В мае Рязанов проводил творческую встречу в Харькове, где рассказал о своих проблемах с опубликованием повести. В зале присутствовал директор местного издательства с несколько комическим, на сегодняшний взгляд, названием «Жизнь и компьютер». Именно в нем в результате и была издана повесть «Предсказание».

В первых двух номерах «Юности» за 1992 год ее также напечатали. В обоих случаях автор снабдил произведение предисловием-мистификацией, рассказав, как ему, Эльдару Рязанову, некая Людмила Алексеевна принесла рукопись «одного известного недавно умершего писателя», обладавшую мистической способностью не гореть в огне и не уноситься ветром.

Приведем фрагмент предисловия из журнальной публикации:

«Я решил отдать повесть в „Юность“ и позвонил главному редактору журнала Андрею Дементьеву с просьбой, чтобы он прочитал сочинение неведомого мне автора, которое я сопроводил добрыми словами. <…>

Через некоторое время, прямо скажем, не короткое, Дементьев пригласил меня для разговора.

— Мы решили опубликовать вашу вещь в первом номере девяносто второго года. Раньше мы не успеем, поскольку печатаем большой роман Василия Аксенова. Просто нет места.

— Спасибо. Но это не моя вещь.

— Что значит не ваша? — опешил Андрей Дмитриевич.

Я рассказал, как рукопись попала ко мне.

Андрей Дмитриевич слушал меня недоверчиво, считая мои слова россказнями и фантазиями и не понимая, зачем мне все это нужно.

— Так вы что, хотите напечатать вещь под псевдонимом? Нас это не устроит. Нам в интересах подписки нужно, чтобы повесть вышла под фамилией автора, то есть под вашей. — Тон редактора был непреклонен. — Мы дадим хорошую рекламу. Мы не хотим терять подписчиков. <…>

— Хорошо, — покорно сказал я. — Но тогда я предварю вещь предисловием, в котором объясню, что это писал не я, расскажу, как повесть попала ко мне и про странности, которыми сопровождалась вся эта дьявольщина.

— Делайте, что хотите. Это ваше авторское право. Были в истории литературы „Повести Белкина“, „Театр Клары Гасуль“ и еще многое другое, — сказал главный редактор. — Все равно мало кто поверит, что „Предсказание“ написали не вы.

После этой беседы стало ясно: или вещь придется публиковать под своим именем, или она будет похоронена. Я выбрал первое».

В книжном варианте главный редактор «Юности» был заменен руководителем издательства «Жизнь и компьютер».