… они не варги, у них нет крови.
Но его голос перекрыло пение Неистового. Избранник Оромэ, он лучше, много лучше своего дружинника знал, как воззвать к силе Аратара, силе, воплощенной в плоти Арды, где навек отпечатки копыт Нахара золотым следом горят в земле.
Посветлело.
Не то чтобы мрак разошелся. Но всё же бледный диск солнца стал виден.
Хэлгон сел, привалившись к валуну, и выдохнул:
– Как же нам не хватало тебя эти века…
«Значит, – Келегорм, чуть прищурясь, глядел на восток, – мы можем воззвать к Его силе, не взывая к Нему самому?»
Следопыт чуть кивнул. Не сейчас рассказывать о том, сколько раз это делали.
«Я не думал об этом…»
Хэлгон усмехнулся:
– В Белерианде такие мелочи нас не интересовали. Против драконов не поможет.
«А против тварей Нан-Дунгортеба было не нужно, да. Что ж, наше счастье, что Он нас научил».
– Нас? – мрачно переспросил арнорец.
Мертвый лорд нахмурился.
– Он учил
«И всё же ты выучился», – тон Келегорма был спокойным. Таким гасят недовольство.
– Я разведчик. Я умею слушать. И слышать.
«И хорошо умеешь».
Снова становилось темнее. Сумрак сгущается? Или просто наступает вечер?
«Хэлгон, мы в ловушке. Что бы мы ни сделали – будет хуже».
– ?
«Тварей ведет воля Саурона. Сейчас они отдышатся – и полезут снова. И если мы снова отобьемся песнью…»
– Мы станем слишком заметны.
Келегорм кивнул.
– И что ты предлагаешь? Не петь, пока это возможно?
Он снова молча кивнул.
Нолдоры молчали. Сколько они должны продержаться? Как долго быть этому сумраку? Дни? Недели? Месяцы? Годы?
«Точно не годы. – Келегорм ответил мыслям их обоих. – Месяц… ну, если Саурон будет очень занят, два – и мы будем заметны так, что моя мечта о схватке с назгулами осуществится».
Он обернулся, пристально взглянул на следопыта.
– Ты спрашиваешь, не брошу ли я тебя?
«Я не спрашиваю. Но ответ я хочу услышать. Я – набегался по отступлениям. А тебе есть что терять».
– Если этот мрак будет и через несколько месяцев, – покачал головой следопыт, – значит, я потеряю то единственное, чем дорожил здесь. Я тоже набегался по отступлениям. За эти тысячи лет – гораздо больше, чем ты за свою жизнь.
«Ладно, – резко перебил его Неистовый. – Тьма всего день, а мы уже мрачнее наших друзей внизу. Поговорим о чем-нибудь хорошем. Расскажи мне о Владыке. Ты ведь видел его – потом? Он простил нас?»
– Нас? – снова переспросил Хэлгон.
Келегорм усмехнулся – в точности, как при жизни.
«Значит, вот как? Те, кто исполнял приказы…»
– Я не знаю, – негромко перебил его Хэлгон. – Я не знаю ничего и ни о ком. Только о себе. Со мной Он и говорить не хотел.
«После Мандоса?»
– После Мандоса. Если бы не Хуан…
Брови Неистового дрогнули.
– …да, не вмешайся он, мы бы сейчас не разговаривали. Меня не отпустили бы сюда.
«А… Хуан? Что он?»
– Делал вид, что ничего не произошло. Вообще – ничего. Что светят Древа.
Келегорм молчал.
– Вот он – точно простил. Всё. И еще… по нему не скажешь, особенно когда он притворяется просто собакой, но… когда он увидел меня, он был так рад…
Келегорм молчал. Только сомкнутые губы чуть напряглись.
– Если ты когда-нибудь уйдешь в Мандос…
«Если я когда-нибудь выйду оттуда», – привычной усмешкой.
– Выйдешь. Я не знаю помыслов Владыки Судеб, но уверен: выйти оттуда тебе может помешать лишь одно: ты не захочешь войти. Но если – Хуан будет счастлив снова увидеть тебя.
«Может быть, – он снова щурился, глядя на восток, – Саурон позаботится о нашей встрече».
Дни и ночи различались мало. Если им приходилось песнью отбиваться (
Отпевшись, можно было немного отдохнуть. А потом снова. Даже лишившись рук, умертвия продолжали попытки выбраться. Их могло остановить только одно: уничтожение тела. И именно этого делать было нельзя.
Тьма и снова тьма. Даже Моргот не был способен на подобное. Или Морготу это было ненужно?
Что творится на юге?
«Битва еще идет, – отвечал Келегорм на безмолвный вопрос Хэлгона. – Незримый мир бурлит. Если Саурон победит, я услышу это».
– Гэндальф…
«Гэндальф мог ошибиться».