Эльф среди людей

Голос воинского рога – вдалеке, едва слышно, так далеко, что и не слышно… словно эхом отразившись – нет, не от скал и стен Белого Города там, на юге, но от следов копыт Нахара, от силы Владыки, волной и лавиной звуков, в сотни рогов и гордой песне, человеческой песне, что сложена смертными и смертными поется, но в этих звуках – голос и мощь Валаромы, которого тысячи и десятки тысяч лет не слышали эти земли, голос Рога Владыки, что звучит сквозь все времена в сердцах доблестных и отважных, рассеивая мрак и ведя к победе.

Рассвет и южный ветер в клочья рвут вражий морок, равно истаивают и ужас слабых, и гордость обреченных. Холодная улыбка смертника сменяется живой радостью. «Не сегодня!»

Нет. Может быть – именно сегодня. Многие люди – наверняка сегодня. Но не в безысходной доблести поражения, а ради победы.

Сияет солнце. Поют рога роханцев.

Гремит над Средиземьем эхо Валаромы.

«Они же люди… простые смертные… как смогли они?»

– Арнорские кинжалы ковали тоже люди.

«Потомки Элроса. А это – обычные…»

– Перемени свое мнение об обычных людях, мой лорд. Они не хуже нас с тобой смогли призвать силу Владыки.

«Нас этому учили. Кто учил их? Кто еще здесь – из служивших Ему?»

– Говорят, их кони – потомки меарас.

«Потомки? Или валинорские духи, сменяющие тело за телом?»

– Я не был в Рохане.

Это было всё еще утро. Того же дня.

Другого мира.

Мира, где победа над Врагом, – возможна. Пока не достигнута, да, и рано радоваться. И всё же ее могут добыть не Валары, не помощь из-за Моря, а те, кто сражается здесь и сейчас.

Хотя, если вернуться на Холмы Мертвых, то никакой схватки здесь и сейчас не было.

Тишина.

В лесу пищит нахальная пичуга.

Умертвия затаились как мыши от голодного кота. Сила, что гнала их наружу, рассеялась, и как ни мало было разума у тварей, но он говорил, что эти огненные не тронут тебя, если ты будешь сидеть тихо-тихо.

Не обязательно быть живым, чтобы очень хотеть выжить.

Хэлгон почти не умел смотреть на дальние земли через Незримый мир, но рядом с Келегормом это было легко. Еще легче потому, что сила Оромэ, разбуженная гордой песней Рохана, была для этих двоих своей, родной, любимой с юности, мучительно утраченной некогда и сейчас обретаемой так, как они мечтали… еще в Свете Древ.

Мечты сбываются. Не сразу, но. Иногда надо сперва умереть, а потом снова выдернуть себя в жизнь – вопреки всему. Но ради осуществления мечты это мелочи.

И, честно сказать, чувство зависти. Они – сражаются там. Несут силу Владыки на острие своих копий. А ты – стоишь здесь. И смотришь. Большего не заслужил. Но хотя бы увидел.

Знакомый холод. Скоро узнавать его не глядя будешь… Хотя какое «глядя», «не глядя» для призраков.

Рвануть бы туда. Мгновения хватит, чтобы встать против него. Достойный противник. Рискнуть жизнью (пусть тела нет, так и у него нет тела – а жизнь есть у обоих!). А с таким щитом, как пророчество, – быть уверенным, что риск не напрасен.

Но нельзя. Надо сторожить эту мерзость, снова превратившуюся в мелочь. Променять сильнейшего из слуг Врага на мелких молчаливых мертвяков… А что делать, ты сам согласился на это в тот осенний разговор с Гэндальфом.

Что бы ни происходило на юге, ты можешь только смотреть.

Не уйти отсюда – ни ради доблести, ни ради помощи.

…пронзительный крик пронесся над миром. Крик убитого мертвеца.

И затих.

Даже бессовестная пичуга замолчала.

Келегорм медленно обернулся к Хэлгону.

Такого лица у сына Феанора былой дружинник не видел никогда. Он знал лорда и в бешеной ярости, и в ледяном спокойствии, в горечи утраты и в отчаянье поражения. Он впервые видел на лице Келегорма глубокую, беспросветную, безысходную… обиду.

– Зачем ты мне рассказал о пророчестве? – горько спросил он. – Нет надежды для Дома Феанора.

– Надежды для Дома Феанора нет, – невозмутимо отвечал следопыт. – Но восемь назгулов пока осталось.

«Выиграна битва, но не война». Они повторяли себе это каждый день.

Впрочем, им и не давали отдохнуть больше привычного.

Оправившись от ужаса гибели Моргула, умертвия вовсе не сдались. Да, они больше не пытались выбраться наружу – зачем это делать, если сначала надо уничтожить этих огненных, потом завладеть новыми телами и только потом…

Сила Саурона продолжала питать их. Не так мощно, как всего несколько дней назад, но – эльфийские костры раз за разом гасли, а дурманящие слова про черный холод, черный лед звучали в сознании нолдор то громче, то тише, но почти всегда.

Нолдоры пели в ответ. Как же быстро это стало привычным. А ведь еще месяц назад и не думали, что такое возможно.

Хэлгон урывками спал. Призрак во сне не нуждался, и это было кстати. Оч-чень кстати.

«Береги силы, – повторял ему Келегорм. – Если победят наши…»

Мертвый сын Феанора не слишком задумывался, кого он теперь называет этим словом. Гэндальфа? Дунаданов? Роханцев? Кого-то еще? Наши – и всё тут. Если победят – в точности узнаем, кто это.

«…наши, то мы потом разберемся и с умертвиями. А если нет – я предпочту, чтобы после встречи с нами из восьми назгулов осталось не больше шести. И лучше – вообще не одного. Чтобы было что Хуану потом рассказать».