Они шли на западное побережье, чтобы прочесать все до одной бухты и найти беглецов из Дориата. Это было неизбежно, как то, что в полдень тень будет падать на север, как то, что смерть настигнет человека, как то, что стрела дориатского лучника настигнет цель.
Если, конечно, лучник успеет увидеть врага первым.
Они шли на юг – те, кого на Химринге вполголоса называли Псами Келегорма. Остатки стаи, лишившейся вожака.
Бойся одичавших псов, Арверниэн! Волк менее страшен, чем зверь, знавший тепло рук и навсегда лишенный его.
И как псы, они доверяли лишь нюху. Только не запахи искали они: чувства. Страх. Боль. Горе. Так пахнет добыча.
Найти. Загрызть.
Отомстить.
Они разошлись на десятки лиг, но мысли и чувства друг друга слышали отчетливо: единое стремление связывало их.
А след вел на юг, и широкое кольцо облавы медленно сужалось.
* * *
Хэлгон глядел в никуда:
– Я забыл тогда о ней. После Дориата. Разумом помнил, но сердцем – нет. Мы тогда шли открытые друг другу – совсем, до предела: ведь любого из нас могла убить стрела дозорного, и надо было услышать предсмертный всплеск чувств.
Арагорну было хуже, чем когда резали волчат. Он давно выучил историю битвы в Арверниэне, он лучше лучшего знал, что любому сражению предшествует разведка, но...
Но одно дело – древняя история, и совсем другое – когда тот, кого ты всю жизнь знал как доброго и мудрого, как хорошего, просто
Хэлгон почувствовал настроение юноши и спросил:
– Знаешь, как стреляли дориатские лучники?
– Как?
– Кто из нас стреляет лучше, я или ты?
– Ты, конечно. У тебя и опыта на сотни лет больше, и глаз зорче, и...
– И?
– И еще ты чувствуешь врага. Прежде, чем увидишь.
– Именно. Так вот, синдары стреляли настолько же лучше нас. Они стрелять во время Великого Похода учились...
– И тебя убили?
Хэлгон кивнул.
– Я сказал тебе: я был открыт. А о жене я тогда забыл. Совсем.
Прикосновение чужой воли. Легкое, как касание ладони. Забытое, как слепым забыты краски, а глухим – звуки.
«Хэлгон?»
Эль... эле... смотри... смотри и вспоминай – у тебя ведь была жена, и ее звали... звали...
«Эльдин?»
«Ты пришел нам помочь? Ты рядом, да?»
«Где вы?»
«У моря. Аллуин уплыл с Эарендилом, а я – в гавани».
«У Кирдана?»
«Нет, Кирдан на Баларе, а у нас тут все, кто спасся из Гондолина, и еще те, кто пришел из...»
Понимание обожгло их обоих.
«Хэлгон, ты пришел, чтобы...»
Он не ответил. Он стремительно решал, что ему делать. Аллуин в море, отлично, его это не коснется. А ее он выведет. В бою – кто обратит на них внимание? Он сделал главное: нашел, где Сильмарил, а бьются пусть другие, он – разведчик, а не воин.
«...чтобы убить нас?» – волна ее ужаса нахлынула на него.
* * *
– Видишь ли, Арагорн, синдары хоть и стреляли лучше нас, но они не умели...
– Чего?
– Стрелять в эльдар.
Юноша сглотнул.
– Не умели, – договорил огнеглазый. – Но после падения Дориата научились.
Не может красться как тень тот, кто взволнован разговором.
Не так качнулась ветка орешника в дальнем перелеске, взлетела вспугнутая птица...
– Зверь?
– Не похоже.
И сорвалась стрела с тетивы дозорного. Не глазу доверял синдар: сердцу.
И через мгновение услышала Эльдин:
«Поблагодари его...»
Тишина.
Нет, не тишина – шум, звон оружия, приказы командиров. Арверниэн разом всколыхнулся: ведь убитый разведчик Маэдроса означает, что скоро, совсем скоро, и надо усилить дозоры и успеть укрепить стену, и поверить доспехи, и...
Она подошла к Нимдину, стоявшему над убитым, и сказала:
– Он просил поблагодарить тебя.
– За что?
– Он мой муж. И я тоже благодарю тебя за этот выстрел. Теперь помоги мне похоронить его тело.
* * *
Арагорн молчал. В душе что-то оборвалось, как при известии о смерти.
Ничего нового он не узнал, детали не в счет. Учил историю, кто такие дружинники Келегорма – понимал.
Ничего нового, да.
– Это Клятва, малыш, – мягко сказал Хэлгон, садясь рядом и кладя руку ему на колено.
– Клятва?! Но ты же не клялся!
– Ты не понимаешь, – кивнул Хэлгон. – По счастью.
– Чего?!
– Что такое верность дружинника. Ты никому не скажешь: «Я – оружие в твоей руке». Никогда не признаешь другую волю над своей. Никогда не узнаешь это чувство: всё решено за тебя, ты должен только исполнять. Никогда не почувствуешь себя выпущенной из лука стрелой. Больше того: если в судьбе твоего народа не случится внезапной перемены (а это вряд ли), тебе и не узнать такой верности как вождю.
– Отречься от своей воли?! Самому?! Как это возможно?! И каким... – юноша хотел сказать «негодяем», но осёкся, – кем надо быть, чтобы это принять?
Хэлгон вздохнул:
– Не шуми, варги набегут.
Тот жадно ждал ответа.
– Арагорн, разница между следопытом и дружинником больше, чем между человеком и эльдаром. Веками твои предки выживали только потому, что каждый из вас надеется лишь на себя и отвечает лишь за себя. Аранарт говорил: «Они не исполняют мой приказ, они понимают мою волю». Понимают – и действуют сами. Иное для вас смерти подобно. А когда бьется дружина, то самоволие одного может погубить всех.
– Но это вас и погубило!