Эльванор (СИ)

— Разве не ты неустрашимо ступила в новый, неизвестный тебе мир вместе со мной? Не ты ли самоотверженно провела весь день под палящим солнцем у купеческих лавок, пытаясь спасти жизнь мне — чужому тебе человеку? Ты сумела выторговать даже больше денег, чем я мог предполагать… А то, как ты спаслась от разбойников, заставив их почувствовать собственный страх? Никс, ты не представляешь, насколько крепчало мое уважение, пока я слушал обо всем, что с тобой приключилось! И после всего этого — погони, тяжелой торговли с жадными купцами — ты нашла в себе сострадание для того, чтобы сесть и выслушать проблемы незнакомца. Теперь, зная, что тебе пришлось пережить в прошлом, я еще больше озадачен: как ты сумела выстоять и сохранить в себе столько хорошего? Если это не показатель неиссякаемой внутренней силы, то не знаю, что и сказать… Вот ответь: почему ты помогаешь другим?

Никс рассеяно повела плечами. Слова Малшора были лестны, но она не могла уверовать в то, что он говорил. Последний вопрос заставил ее задуматься. Немного покопавшись в себе, она задумчиво проронила:

— Наверное, я слишком хорошо помню, каково это: быть одиноким и напуганным. Каждый раз мне хотелось, чтобы в такой момент рядом со мной был кто-то, готовый если и не помочь, то хотя бы выслушать. В худшие дни я бы все отдала за один единственный разговор с кем-то таким. — Мне очень жаль, что Судьба не свела нас раньше, Никс Мейерс, — серьезно произнес Малшор. — Впредь знай, что у тебя есть по крайней мере один человек, готовый не только выслушать, но и попытаться помочь.

Вопреки воле, глаза защипало от слез. Никс они показались неуместными, и она попыталась незаметно утереть их рукавом. Получилось не очень успешно. Когда же она почувствовала на плече легкое, почти что невесомое касание Малшора, то вынуждена была поднять взгляд. Встретив на его лице искреннее участие, девушка смущенно потупилась. Помолчав, негромко сказала:

— Спасибо тебе.

Юноша молча кивнул, убрав руку. Слова были излишни. Каждый из них снова уставился на дюны, с которыми заигрывал ветер, взъерошивая и расчесывая.

На этот раз первым молчание нарушил Малшор, спросив:

— Так значит, твои способности заключаются в том, что ты чувствуешь настроение и эмоции других людей? — Еще могу видеть некоторые эпизоды из их прошлого. Зачастую те, что кажутся им самыми волнительными. Что-то вроде внутреннего мира из эмоций, чувств и переживаний. Для каждого он уникален и неповторим. У Биары вокруг царили красные и бордовые тени, напоминающие пламя, а у Лишер мир состоял из кобальтовых оттенков, похожих на разводы водной краски.

Малшор нахмурился, недоуменно спросив:

— Прости, если вопрос покажется неуместным, но я никак не возьму в толк: почему Биара так ревностно держится за тебя? Для чужих тайн у нее есть Уззо. — Она пытается вспомнить что-то из своего прошлого… или предыдущей жизни. Честно говоря, я и сама толком не разобралась. Знаю лишь, что Биара одержима тем, чтобы вспомнить определенные события. Возможно, без них она чувствует себя незавершенной — знаешь, как мозаика? — И тебе нравится находиться подле нее? — Совсем нет. Я не знаю, какой она была раньше, а потому сужу по тому, что вижу сейчас, и зрелище складывается не из приятных: Биара себялюбива и эгоистична. Она манипулирует слабостями других, заставляя делать то, что нужно ей. Лицемерие и притворство стали для нее столь же естественны, как ветер для птицы. Она не раздумывая играет судьбами других, не заботясь о том, что станет после того, как надобность в них отпадет. Возможно, тебе неприятно это слышать, но я озвучиваю то, что вижу. — Не знаю, отчего мне хуже: от горькой правды или осознания того, что я всегда о ней подозревал, но старательно избегал, — вздохнул юноша. — Почему ты не уйдешь от Биары? Чем она удерживает тебя? — Все до нелепицы банально! — горько усмехнулась Никс. — Если я откажусь помогать, то утрачу место в издании. Без работы в Эльваноре не продержусь, а это значит только одно: возвращение в Глипет под бдительный контроль матери. Ты, наверное, посчитаешь меня неисправимой дурехой, но это так. Я боюсь матери, боюсь заново утратить власть над своей жизнью — а я ее непременно утрачу, если вернусь в Глипет. — Из огня да в пропасть, — тихо пробормотал Малшор. — О чем это ты?

Юноша с удивлением на нее уставился.

— Разве не видишь? То, чего ты так боишься с приездом в Глипет, происходит прямо сейчас в Эльваноре! Только теперь вместо жестокой матери стоит Биара, распоряжающаяся всем, что ты делаешь. Неужели настолько боишься вернуться под опеку одного тирана, что даже не замечаешь, как оказалась в железной хватке другого?

Никс стыдливо потупилась. В словах Малшора была правда, которой она в упор не могла разглядеть... или не хотела. Стыд, да и только. Обдумав сказанное, девушка отозвалась: