Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

И мы искренно молились с ним, надеясь, что и сами не будем забыты в этом чудном старом храме, когда придет наш черед. Лично я из церкви уходил всегда морально удовлетворенным. Но наряду с этим неприятна была сухая формальная манера нашего старшего начальства относиться к церкви и религии как к неизбежному и часто неприятному служебному наряду, делая все только «напоказ», для примера нам, но совершенно не входя в сущность важности церковных молений и обрядов.

2. В воспитательном отношении. С первых шагов поступления в училище нам внушалось слепое повиновение начальствующим всех степеней и из нашей же среды и, конечно, из чинов офицерских. Нас охватила атмосфера бездушного формализма, строгого и беспощадного, именно такого, каким он вышел из рук своего германского творца, знаменитого короля прусского Фридриха II. Начальству совершенно не было никакого дела до душ наших, а с минуты присяги под знамена училища он становился номером, безропотным рабом военной дисциплины и субординации, причем за малейшее формальное нарушение присяги и требований дисциплины карался немедленно, строго и неумолимо. Во внутреннюю жизнь между юнкерами начальство старалось не заглядывать, предоставляя человеческим номерам притираться и приживаться друг к другу своими собственными соображениями и усилиями, лишь бы по внешности все выполнялось по уставам и благополучно. Похвала высшего начальства была заветная цель и стремление всех наших старших и руководителей.

3. В отношении образования

. Шире раздвинулся мой кругозор приобретенных общеобразовательных новых знаний и начал специальных военных дисциплин. Общение с массою новых лиц и в своей военной среде и вне ее сильно продвинуло мое самосознание вперед, и во всех отношениях я стал самостоятельным.

4. В физическом отношении. Я вырос (2 ар[шин] 8½ вершков)[47], сильно развился гимнастикой и всеми военными практическими учениями и работами. Вес у меня был около 5 пудов; по динамометру я выжимал до 1О пудов. Вид, как говорится, был цветущий и здоровый. Некоторое время я носил небольшие бакенбарды, но затем, по старинному украинскому обычаю, брил все, кроме усов. В своем поведении был нисколько не лучше своих товарищей, хотя не пил, не курил и не играл в карты.

Глава IV

3^й курс Михайловского артиллерийского училища (1878–1879 гг.)

Огромное здание Михайловского артиллерийского училища и Артиллерийской академии вмещало в себя оба этих учебных заведения, резко, однако, разделенных внутри. Училище в строевом отношении составляло 6-орудийную батарею (их трех взводов), по штату свыше 100 человек. Все юнкера училища, как и в пехотных училищах, жили в самом здании, строго подчиняясь всем правилам замкнутого военного общежития.

Слушатели Артиллерийской академии, как офицеры, жили на вольных городских квартирах и только являлись в академию на лекции. Здание училища и академии занимало большой участок земли от моста вдоль р. Невы, отделяясь от нее широкой мощеной набережной, а границей владения училища к этой стороне была высокая металлическая ажурная решетка.

Фасад на р. Неву был очень красив, с большим палисадником, а главный вход в здание был украшен пушками. Задний фасад всего владения выходил на улицу и здесь тоже был парадный подъезд. С этой стороны обыкновенно и входили все в училище. К этому подъезду подъехал и я.

Швейцар в ливрее с двуглавыми орлами указал дежурную комнату, где я и отрапортовал дежурному по училищу офицеру о своей явке с представлением документов. Меня прямо направили в помещение 3- курса, и здесь я был очень вежливо и любезно встречен новыми моими товарищами, коренными питомцами училища, перешедшими в 3^й курс. Фельдфебель батареи (Перекрестов) сейчас же указал мне место в дортуаре. Таких как я оказалось еще два юнкера, переведенный на 3^й

курс.

Я прибыл в училище утром. В батарее еще никаких строевых занятий не было, а учебные классные не открывались. Училище только что вернулось из лагеря. Юнкера отдыхали, пользуясь городскими отпусками до поздних часов.

Атмосфера взаимных отношений между юнкерами и к начальствующему офицерскому персоналу резко отличалась от Константиновского училища. Скоро явился старший капитан батареи, которому я представился, и распорядился моим переодеванием в цейхгаузе в училищную артиллерийскую форму, а все прежнее обмундирование я сдал для отсылки по принадлежности.

С первого же дня и в дортуаре, и в столовой, и на прогулке по обширному палисаднику и двору перед наречным фасадом я почувствовал, что дышу совершенно другим воздухом, почти чуждым специфической сухой казарменной обстановки.