Вечером, около 20 часов, я вновь повидал Помарэ, который опять заговорил со мной об отъезде правительства и рассказал о трудностях, вызванных делом «Массилии». Я написал маршалу письмо следующего содержания:
Бордо, 26 июня 1940 г.
Господин Маршал,
Я считаю своим долгом почтительно привлечь Ваше внимание к случаю с депутатами Парламента, отбывшими на борту «Массилии». Я должен засвидетельствовать, что они уехали в момент, когда Правительство заявило мне, что переезжает в Перпиньян и разъяснило, что депутаты Парламента могут отправиться на условиях, изложенных в записке, переданной мне Адмиралтейством накануне. Хочу добавить, что каждому из них было предложено запастись посадочными талонами, выданными адмиралом Дюлинилем.
Будет достаточно, я в этом уверен, сообщить Вам эти факты, о которых, возможно, Вы не осведомлены, и воззвать к Вашему высокому чувству справедливости для того, чтобы эти депутаты Парламента были возвращены во Францию решениями, которых я жду с глубоким доверием.
Прошу Вас принять, господин Маршал, уверения в моем совершеннейшем к Вам уважении.
Кругом царили обман и мошенничество. Нас окружала ложь. Алибер лгал, что явилось, видимо, основанием для назначения его на пост министра юстиции. Адмирал Дарлан лгал. Маршал источал ложь с утра и до вечера. «Я долго колебался, – пишет Эдуард Барт (та же брошюра, стр. 33), прежде чем поверил в то, что победитель под Верденом двуличный человек». Я готов расписаться под этими словами.
Французские власти уехали из Бордо 29 июня под охраной немецких войск. Они направились в Овернь, а затем в Виши. Комедия закончилась. Франция казалась погибшей.
И тем не менее вера в справедливость победила! Черчилль и де Голль восторжествовали! Восторжествовали и мы, горстка сопротивленцев, которых служебные обязанности и долг удерживали на месте и в результате очутившихся между врагами-немцами и предателями-французамн.
Мой арест 10 июля 1940 г.
Ввиду серьезности событий, о которых нам предстоит рассказать, мы намерены прежде всего представить документы.
5 июля 1940 г. генерал-майор Энрикэ, комендант города Лиона, вызвал нас в комендатуру, меня и четырех лионцев, и, не предложив нам сесть, сообщил, что комиссия по перемирию в Висбадене выделила нас в качестве заложников для обеспечения безопасности граждан германской расы. Он зачитал нам документ следующего содержания: