Эпоха нервозности. Германия от Бисмарка до Гитлера

Разгрузить учащихся стремились не все, к жалобам на перегрузки иногда примешивались совсем иные ноты – речь идет, прежде всего, об интересах естественных наук, техники и спорта. Сюда же добавлялась критика господства иностранных языков со стороны националистов. Под ее влиянием находился и Вильгельм II. Даже в «Немецкой истории» Трейчке можно прочесть, что гимназия страдает от «переизбытка учебных предметов», а чрезмерное количество выпускных экзаменов есть «государственная болезнь Пруссии». Как частное лицо Трейчке еще более резко возражал против «экзаменационных пыток», «этой рафинированной глупости нашего мандаринства», настроенной на то, «чтобы удушить любое здоровое проявление в нашей “государственной молодежи”». Его громы и молнии били не только по естествознанию, этому «отупляющему балласту ненужных знаний об обезьянах, селедках и лобковых вшах», но даже по истории – ее, оказывается, тоже было слишком много. Расхожая фраза «мы погибнем от наших экзаменов!» приписывалась Бисмарку. Гольштейн еще в 1908 году, ссылаясь на самоубийства школьников, утверждал: ничто «не изменило его убеждения – немецкое юношество перегружено». И добавлял, что ответственный за это «учительский трест» – это такая же «напасть» для народа, как сторонники флота. Писатель и бывший учитель Людвиг Гурлитт, автор брошюры о самоубийствах школьников, вел в «Die Zukunft» яростную кампанию против школьных перегрузок, считая их научно доказанным фактом и в пух и прах критикуя сочинения своих противников, возлагавших главную вину за детские несчастья на родителей. Тому же Гурлитту принадлежит пропитанное шовинизмом «Воспитание мужественности». Справочник о нервах 1907 года заключал резкую критику школы тезисом, что «слава Богу», есть и другая школа, «великая школа воспитания нашей армии», которая, прививая твердость и смелость, способна компенсировать некоторые школьные огрехи (см. примеч. 91).

Тем не менее в общем и целом учение о нервах шло на пользу зарождающейся реформ-педагогике: оно поддерживало тенденции к сокращению учебного материала, избавлению от боязни школы, физическому оздоровлению школьников и большему вниманию к индивидуальности. Между терапией нервной системы и реформ-движениями того времени формировалась отчетливая связь. Если последние предвоенные десятилетия стали эпохой открытий в культуре здорового питания и здорового образа жизни – от йогурта до нудизма, – то не последнюю роль в этом сыграла любовь неврастеников к экспериментам. Едва ли какое иное расстройство столь исправно поставляло гигиенистам, натуропатам, авторам реформ питания столь идеальный объект для опытов, как неврастения (см. примеч. 92).

Как показали исследования последних лет, гигиенические устремления конца XIX – начала XX веков были подлинным массовым движением, более того – одним из наиболее эффективных и разветвленных движений того времени, способным сформировать огромную сеть личных контактов и воодушевить людей буквально до фанатизма. Страстное желание здоровья, само по себе древнее как мир, стало как никогда прежде социальной силой. Даже жизненная сила народного национализма в значительной степени была порождением мечты о восстановлении здоровья. Романтическое увлечение природой на рубеже веков также было тесно связано с волной нервозности и мечтой о здоровых нервах. Герман Лёне[198]

, сам «клубок нервов», целиком жил представлениями о «нервном веке». Его американский коллега Джон Мьюр, известнейший тогда защитник природы, видел в невротиках своих союзников в борьбе с лесорубами и инженерами-гидростроителями (см. примеч. 93). Движение за охрану здоровья, пусть по большей части и буржуазное, лишь условно можно отнести к принятым политическим и социологическим категориям, поэтому в исторических описаниях ему долгое время не находилось места. Оно шло поперек классовых границ и политических фронтов кайзеровской Германии и включало очень разных людей – от Августа Бебеля до кронпринца, сторонника пангерманизма (см. примеч. 94). В некотором отношении оно сильнее затронуло господствующую культуру, чем на то было способно рабочее движение. Новые нормы в отношении здоровья проникали глубоко в подсознание и влияли на восприятие собственного тела. В отличие от требований социализма, против требований гигиены нельзя было защититься идеологическим оружием, ведь здоровье было абсолютной ценностью и, соответственно, фундаментом нации.

Герой книги Ганса Пааше, сын африканского вождя Луканга Мукара, совершивший путешествие из недр Африки в «самые глубокие недра Германии» (1912–1913), к своему удивлению обнаружил там два сорта людей: отвратительных, жирных и дымящих пьяниц, и красивую, спортивную и радостную молодежь. Автор, бывший морской офицер, впоследствии ставший пацифистом и убитый за это в 1920 году право-

радикалами, до 1914 года был известен, прежде всего, как активный противник алкоголя. Его Луканга Мукара наглядно иллюстрирует, как сильно раскололо немцев движение за охрану здоровья и в особенности борьба с алкоголизмом (см. примеч. 95).